На дне - [27]

— Машина приехала. Надо увозить детей.

Я смотрела на грозовые тучи, сбившиеся в темно-сизые обрывки грязной ваты, нависшей над старыми домами. Казалось, небеса вот-вот рухнут на землю. Мои давно уже рухнули, и я не знаю, какими правдами или неправдами держусь, как выживаю. Мне уже не верилось, что когда-то я была счастлива, улыбалась, смотрела на небо и испытывала какие-либо эмоции кроме вот этих мрачно-давящих жутких ощущений, что меня разрывает на куски.

Я ждала возвращение Андрея, охраняемая его людьми, в доме, где снайпер выглядывал из окна без передышки и где в глухой тишине не тикали даже ставшие настенные часы.

Я смотрела, как капли дождя катятся по стеклу, и завидовала им. Они могли плакать, могли излиться водопадом… а я нет. Я не могла ничего, и слез у меня не осталось.

Андрей вернулся спустя почти сутки. Сутки, в течение которых я так и стояла у окна. Не ела и не легла. Только дождалась звонка от Фаины. Она встретила детей и забрала в клинику на осмотр. Теперь я могла быть спокойна — она позаботится о них. Может, кто-то скажет, что я плохая мать… и пусть. Пусть меня считают плохой матерью. Но я не могла бросить его здесь одного и уехать… мне казалось, что, если я это сделаю, никто не захочет его спасать… даже Андрей.

Брат вернулся. Я видела, как подъехала машина и в нетерпении проводила пальцами по запотевшему стеклу, оставляя влажные следы.

— Они согласились впустить тебя к нему. На несколько минут. Поехали.

Закрыла глаза… нет, облегчения я не испытала. И не испытаю до тех пор, пока его не отпустят.

— Спасибо тебе.

— Да… это было непросто. И очень опасно. Пришлось задействовать очень важных людей, чтобы эта встреча состоялась.

Я молчала. Мне было нечего ему сказать. Я чувствовала свою вину… как будто это я виновата в том, что натворил Максим. Когда любишь человека, берешь на себя часть ответственности за любые его поступки.

— Больше я ничего не могу сделать. Они приговорили его к смерти. Выбивают из него информацию о пособниках и о том, кто послал его сюда. Лишь поэтому он до сих пор жив. Как только он откроет им все, что они хотят — ему отрубят голову.

Я глухо застонала и сдавила пальцы так, что захрустели суставы.

— Поехали. Времени нет и опаздывать нельзя. Любой неверный шаг, и они могут передумать.

Я отошла от окна и посмотрела Андрею в глаза.

— Я уже одета, собрана.

— Волосы спрячь.

Подошла к зеркалу и набросила на голову платок, завязала его вокруг шеи. Худая, бледная как смерть. В гроб кладут краше. На щеке все еще виден кровоподтек от удара. На спине еще плохо зажили рубцы… А ведь я должна его ненавидеть. Должна и не могу… Вышла на улицу к Андрею — он уже ждал меня у машины. Курит… так и не бросил после смерти отца. Старался и не смог. Возвращается каждый раз. Пока ехали, оба молчали. Нас сопровождал еще один автомобиль. Все вооружены до зубов. Сорок минут, по размытым проселочным дорогам, кружили за городом, пока не приблизились к деревне. На вид это была самая обычная деревня. Очень старая с покосившимися домами. Издалека слышно, как блеют козы.

Деревню охраняют боевики. Вздрогнула, когда увидела людей в масках на лицах с автоматами в руках.

Нас обыскали. Обоих. Я видела, как сверкают глаза ублюдка, который ощупывал меня. Посмотрела на Андрея и увидела в его глазах неописуемую ярость. Но мы оба знали, что это придется проглотить и молчать. И мы молчали. Позволили им досконально проверить наши вещи и карманы, осмотреть обувь.

Мы прошли мимо них. Брат поддерживал меня под руку, вел по тускло освещенным улочкам, в сопровождении двух бандитов. Я тяжело дышала, с каждой секундой, мне не хватало воздуха все больше.

Нас привели в одно из одноэтажных зданий, больше похожее на сарай. Без окон с одной дверью. И оставили ждать на открытой местности. Вдалеке я увидела женщину в черных одеяниях и ребенка рядом с ней.

— Ждите.

Сказали нам и ушли. Исчезли за дверью сарая. Ждать пришлось довольно долго, и Андрей посмотрел на охраняющего нас террориста.

— Как долго ждать?

Тот посмотрел на меня довольно многозначительно.

— Говори при ней.

— Пленный на допросе. Когда закончат, тогда и увидите. Если он сможет говорить.

И ухмыльнулся. Я увидела, как Андрей сжал кулаки.

— Вы знали, что мы приедем. Почему допрос сейчас?

— Карим решает, когда допрашивать, а его действия не обсуждаются.

Я скорее почувствовала его, чем увидела, а потом резко обернулась и чуть не закричала. Они тащили его под руки, обмякшего, волочившего босые окровавленные ноги по земле. Заросший весь, растрепанный, в рваной одежде, залитой кровью. Лица не видно, он уронил голову на грудь.

Хотела броситься к нему, но бандит с автоматом вскинул руку и направил на меня дуло.

— Не дергаться. Когда позовут, тогда и зайдешь. Жди.

Меня впустили через несколько минут. Одну.

Когда зашла в отворившуюся дверь, которая вела в узкое затхлое и вонючее помещение, запахло сыростью. Меня проводили вперед по узкому коридору и спустили в подвальное помещение по узкой лестнице. Дверь за мной закрылась, а я прижала руку ко рту, чтобы не закричать. Я ожидала чего угодно… но только не этого… боже, не этого.