На дне - [26]

— Невозможно? — немеют даже губы, и я все равно крепко держусь изо всех сил за куртку брата. — Но ведь ты здесь… ты ведь приехал спасти его… скажи… ты ведь за этим здесь?

Андрей выдохнул и обнял меня за плечи.

— За этим. Я здесь именно за этим. А ты и дети должны немедленно уехать. Так мне будет легче разбираться со всем, что натворил этот безумец.

— Я не поеду… не могу.

— Можешь. Тебя вообще не должно было здесь быть. В том, что происходит, есть и твоя вина, Даша. Я не понимаю, как можно было быть настолько безмозглой, чтобы тащиться сюда и везти с собой детей.

Это было жестоко… но он и не думал меня жалеть, и я заслужила. Я знаю.

— Я хотела спасти наш брак.

— Возможно, именно ты его разрушила окончательно. И не только его…

Разжал объятия и прошел на кухню.

— Андрееей, — простонала я, не узнавая свой голос. Он на несколько секунд задержался, но не обернулся, сел возле Изгоя, стянув бейсболку, бросив ее на стол.

— Они не идут ни на какие переговоры. Я уже предлагал любые деньги, любой обмен. Сукины дети уперлись, как бараны.

И тогда мне стало по-настоящему страшно… захотелось взвыть и рвать на себе волосы. На негнущихся ногах, пошла следом за ним.

— Я делаю все, что могу… Пока что мне ничего не удалось. А ты рвешь мне душу.

Изгой подвинул к Андрею флягу, и тот сделал глоток. Запахло спиртным.

— Ничего кроме… возможно, мне дадут его увидеть. Попрощаться. Так сказал этот ублюдок Карим. И даже это будет стоить мне немало…

— Я поеду с тобой.

Схватила Андрея за руки, сжала их изо всех сил.

— Молю. Я поеду с тобой.

— Не надо… Это не место для женщины. Да и вряд ли к нему кого-то пустят. Охраняют так, словно схватили самого президента. Знают уже твари о нашем родстве. Знают, на ком он женат.

Сделал еще один глоток и откинулся на спинку стула.

Я подняла голову и посмотрела на брата, его лицо приобрело пепельный оттенок, а в глазах появилась вселенская усталость и пустота. Я никогда его таким не видела. Даже смерть Савелия не сломала его настолько, насколько сломали последние события. Он переживал из-за Максима, и я это видела, чувствовала и читала на его лице.

— Я здесь с тех пор, как тебя схватили вместе с детьми… и я знаю, что этот сукин сын творил. Знаю. Только не знаю зачем. Это для меня загадка, мать его. И… я бы сам лично вышиб ему мозги.

Заорал и ударил несколько раз по столу в отчаянном исступлении.

— Он… он твой брат и мой муж. Чтобы не натворил, он им останется…

— Муж? Ты забыла, что с тобой он развелся? Брат? Да, он мой брат. А еще и брат главаря боевиков, коим захотел стать. Убийца. Террорист. Убийца, который получил в руки оружие и неограниченную власть… и использовал ее против мирных граждан. Захватил автобус с детьми, расстрелял заложников, убивал и… и насиловал женщин, находящихся в плену. Вот кто он. И как? Как мне, мать вашу, его спасать? Если для наших он убийца, а для своих предатель. Мне нужна помощь властей. А я… я бессилен, понимаешь? В каждом кабинете мне тыкали в лицо фотками, где мой брат с автоматом обнимается с самим Шамилем Шамхадовым. А у боевиков… для них он тварь ползучая, сдавшая своих из-за… — посмотрел на меня, — из-за бабы. Его казнят, как бешеную собаку. С их судом и следствием, если они на него способны, и никто не в силах это изменить. Здесь дело чести, а я предложил немало денег… Да я, бл… я много чего предложил, поверь. И надо мной издевались и унижали, пока я отдавал и отдавал… как жалкий идиот.

Я не плакала, я просто смотрела в никуда:

— Я хочу увидеть его… сделай это для меня. Я редко тебя о чем-то прошу.

— Зачем? Чтобы поистязать себя? Сделать себе еще больнее? Дай мне самому… оставь о нем хорошие воспоминания… Сейчас это другой Максим. Я говорил с ним… мне дали. И я не думаю, что он сам захочет тебя видеть. Не лезь. Дай мне попытаться.

— Плевать на проклятые бумажки. Он мой. Ясно? Мой мужчина, отец моей дочери, и я хочу его видеть. Я имею на это право. Последний раз поговорить с ним. Имею. Право.

— Там уже не с кем разговаривать после пыток. Поверь. Когда ему дали телефон, уже тогда он говорил с огромным трудом.

От ужаса и жутких картин перед глазами меня трясло.

— Ты… ты не можешь меня этого лишить… Андрей…

Опускаясь на колени и обнимая его за ноги.

— Заклинаю. Сделай это для меня… дай увидеть. Даааай. Согласись на все… но дай…

Брат рывком прижал меня к себе, поднимая с пола, понимая, что я близка к истерике. И ни слова больше, только биение его сердца. Прерывистое, как и мое собственное. Лихорадочно цепляюсь за его плечи, сдерживая рыдания.

— Пожалуйста, умоляю, памятью Лены, любовью к твоей дочери и сыну, памятью вашего отца, всем, что тебе дорого сейчас… дааай мне с ним увидеться, дай, сделай это для меня… я не уеду, я жить не смогу дальше. Поклянись, что дашь… поклянись, что сделаешь все, чтоб я его увидела, Андрееей. Иначе я сама пойду туда, поползу, сама их просить буду… клянусь.

Брат сжал меня еще сильнее, до хруста в костях.

— Я постараюсь. Обещаю. Ты его увидишь… увидишь, моя родная.

И я разрыдалась снова, прячась на его груди, чувствуя, как укачивает меня и что-то шепчет на ухо, как маленькому ребенку.