На дне морском - [2]
Идем по палубе к мостику. Он первый, я — за ним. Рыбы от нас во все стороны разбегаются. Гляжу я ему в затылок и думаю: «Как бы мне тебя половчее к рукам прибрать?»
Немец подводит меня к открытой каюте и показывает: заходи. «Ишь, думаю, какой вежливый. Нет, погоди». И показываю ему, чтобы он первым заходил.
Как только немец вошел в каюту, я тут же захлопнул дверь, накинул наметку, перерезал ножом идущий от него наверх тонкий сигнальный конец и поднялся по трапу на мостик, чтобы посмотреть, нет ли на пароходе еще немецких водолазов.
Оглядывая палубу к носу и к корме, я убедился, что немцев на пароходе больше нет, и тут же, видя, как уходит кверху обрезанный сигнальный конец, понял, что сделал ошибку. Конец бросать было нельзя. Немцы, выбрав его, встревожатся и сейчас же пошлют второго водолаза, а с двумя мне будет труднее.
Что же, думаю, делать? Стою и нервничаю. А запертый мною в каюте немец, должно быть, догадался, что я не свой, и отчаянно бьет в дверь чем-то тяжелым. «Наметка отскочит»,- подумал я, видя, как от каждого удара дергается дверь. Решил спуститься с мостика и зажать наметку покрепче. Но только взялся за поручень, чтобы сойти на палубу, дверь с грохотом открылась, и немец, вырвавшись из каюты, заметался по палубе от борта к борту, размахивая кулаками как сумасшедший.
Гляжу я на него и думаю: «Меня ищет. Ох и злой же он сейчас!» Я выбрал поудобнее местечко, чтобы встретить его как следует, если он на мостик кинется. Вдруг вижу — от носа второй идет.
Заметив его, первый метнулся к каюте, встал за дверь и ждет. «Ишь, думаю, гадюка, исподтишка норовит. Интересно, как это он вместо меня своего дубасить начнет?»
Как только второй прошел каюту, первый, крадучись, вылез из-за двери, настиг его и со всего размаху вогнал в спину нож. Тот замертво повалился на палубу.
Вот это да! Признаться, я и сам такого не ожидал. Стою, молчу. «Что же, думаю, он дальше будет делать?» А он тем же ножом распорол комбинезон убитого, сорвал шлем и, точно ударенный кем-то по голове, отшатнулся и застыл. Из правой его руки выпал нож и, блеснув лезвием, лег на палубу. Немец долго стоял над трупом, словно каменный. Потом не спеша отвязал от убитого сигнальный конец, дернул за него несколько раз и стал подниматься кверху. Я проводил его глазами, помахал на прощание рукой. До свиданья, мол, спасибо за подмогу.
«Ну, думаю, теперь надо тикать. Немцы могут догадаться, что на затонувшем пароходе советский подводный разведчик».
Я огляделся кругом. От лебедки шел кверху туго натянутый пеньковый конец, на котором, по всей вероятности, стоял катер или буксир.
Чтобы сбить немцев с толку, я перерезал этот конец, спустился на грунт и пошел своей дорогой. Скоро ил кончился, грунт стал тверже и светлее, начали попадаться камни.
Когда до поверхности осталось меньше пяти метров, я припал к большому камню и стал обдумывать, как мне высунуться из воды, все разглядеть и чтобы немцы меня не заметили.
Неподалеку шла в берег большая гряда камней. Я быстро направился туда. Зная, что у берега верхушки камней выходят из воды, я решил воспользоваться этим.
Пробираясь между камнями, вполз на самый берег, высунулся из-за большого горбатого валуна и гляжу. На отлогий берег спокойно набегают сизые волны, шумно рассыпаются и, шурша галькой, снова сползают в море. Почти к самой воде подступает скалистая гора. На верху горы торчат черные рыла орудий. В стороне, на отлогом бугре, немцы закапывают в землю мины. Запомнив все, что надо, я снова спустился в воду.
На лодку вернулся засветло. Командир лодки выслушал мой рассказ, усмехнулся и говорит:
«Ну что ж, за храбрость бачок компоту, остальное поднесет капитан второго ранга».
И верно. Вернулись на базу. Я доложил капитану второго ранга все по порядку. Он пожал мне руку, поблагодарил за службу. Вскоре меня наградили медалью «За отвагу».
Полтора часа под кораблем
Как-то вскоре после войны мне, работавшему тогда корреспондентом севастопольской газеты, пришлось идти в Балаклаву пешком. Трамвайная линия еще не была восстановлена, автобусы не ходили, и люди либо добирались на попутных, либо шли пешком. Ходьбы до Балаклавы часа два с половиной, и в хорошую погоду это просто приятная прогулка, особенно если попадется попутчик. Именно так и случилось со мной на этот раз. Мне попался попутчик. День выдался прохладный, хотя еще стоял август. Выйдя из города, я увидел сидевших у дороги женщин, поджидавших машину, и чуть подальше — моряка с газетой в руках. Фуражка у него с козырьком. На погончиках по две золотые нашивки. А фланелька и синий воротничок новенькие, с иголочки. «Интендантская служба»,- подумал я и, подойдя, спросил:
— Давно ждете, старшина?
— Да уж порядочно,- ответил он глуховатым голосом. Лицо у него было красное. Нос большой, выгнутый. Глаза спокойные. Я вынул папиросы, закурил и угостил матроса. Узнав, что я тоже направляюсь в Балаклаву, он предложил: — Пошли пешком, чего тут стоять.
Я согласился. Дорога, поднимаясь на холм отбеленной холстиной, виляла меж темных воронок, жалась к грудам развалин, к тому, что раньше называлось дзотами. В канавах и на побуревшей придорожной траве еще лежали ржавые рамы от грузовиков и продырявленные черепа танков. Попутчик мой оказался необыкновенно спокойным человеком. Говорил он неторопливо, но охотно. Мы познакомились, и я узнал, что фамилия его Сергеев, что служит он в дивизионе подводных лодок и уходить с флота не собирается.
