На Диком Западе - [15]

В продолжение нескольких минут царило молчание. Личность и речь апача произвели на индейцев сильное впечатление. Наконец Токви-Тэй наклонился, поднял нож, который у него выпал раньше, воткнул его лезвием в землю по самую рукоятку и сказал:

— Как скрылось острие этого ножа, так пусть исчезнет всякая вражда между сыновьями шошонов и храбрыми воинами, среди которых они теперь находятся.

Затем, вытащив нож из земли и подняв его острием вверх, продолжал:

— И пусть дружба шошонов и их братьев будет подобна этому ножу, и пусть поразит он всех, кто осмелится идти против них. Клянусь!

— Клянусь, клянусь! — раздалось кругом.

— Брат мой не пожалеет о своем выборе, — сказал Разящая Рука, — здесь он видит перед собой Дэви-Хонскэ, знаменитого охотника. Известны ли ему имена бледнолицых пленников?

— Нет.

— Это Джемми-Петатше с Хромым Фрэнком, товарищем Мато-Пока, Грозы Медведей.

— Мато-Пока! — воскликнул с изумлением шошон — Почему они не сказали об этом Черному Оленю? Разве Мато-Пока не брат шошонам? Разве он не спас ему жизнь, когда его преследовали оглала?

— Он спас тебе жизнь? Ну, так знай, что перед тобой Мартин, его сын, и Боб, его верный слуга. Они едут на выручку его, и мы сопровождаем их, ибо Мато-Пока, Гроза Медведей, вместе с пятью товарищами попал в лапы оглала и должен умереть.

Токви-Тэй бросил на землю нож, который держал в руке, наступил на него ногой и воскликнул:

— Как, собаки оглала хотят замучить Мато-Пока? Сколько их?

— Пятьдесять шесть.

— Если бы их было даже тысяча, то все равно они погибнут. Где они?

— Они в горах Желтой реки, там, где находится могила Храброго Бизона.

— Пусть братья мои следуют за мной в лагерь моих воинов. Там мы выкурим трубку мира и обсудим с воинами вокруг Костра Советов, каким образом скорее всего догнать собак оглала.

Затушив костер, все начали ощупью спускаться обратно, ведя за собой лошадей. Достигнув подножия холма, Токви-Тэй приложил обе руки ко рту и закричал во всю силу своих легких:

— Куп, куп, куп-вака![1]

Эхо подхватило этот крик и донесло до ушей шошонов, ибо в ответ послышались громкие голоса.

— Ханг-па?[2] — раздался громкий окрик из котловины.

— Мог-Ав, Мог-Ав! — отвечал сын вождя.

Шошоны отвечали радостными возгласами, а через минуту вспыхнуло пламя вновь разгоревшегося костра. Шошоны были крайне изумлены, когда увидели Черного Оленя в сопровождении группы белых, но ничем не показали своего удивления. Только старый воин, который заменял Токви-Тэя в его отсутствие, вышел ему навстречу и сказал:

— Токви-Тэй большой колдун, ибо он исчез невидимкой из своей палатки, как исчезает в воздухе слово, когда оно сказано.

— Разве братья мои действительно думали, что Черный Олень исчез бесследно, как дым? — спросил вождь. — Где были их глаза, что они не видели, как это все произошло?

— У воинов шошонов хорошие глаза. Они нашли знак знаменитого белого охотника.

— Мои братья угадали: они видят перед собой Нон-Пан-Кламу, белого охотника, который разит своих врагов одним ударом кулака. А возле него Виннету — великий предводитель апачей. Они пришли выкурить с нами трубку мира. Они хотели освободить белых пленников, которые лежат там, в палатке. Жизнь Черного Оленя была у них в руках, однако они не отняли ее у него. Поэтому пусть воины шошонов развяжут узы пленников. Взамен этого братья мои получат много скальпов сиу-оглала. С рассветом мы отправимся в погоню за ними. А пока пусть воины соберутся вокруг Костра Советов, чтобы обсудить план войны.

Ни один из шошонов не произнес ни слова, хотя известия, только что сообщенные Токви-Тэем, в сильнейшей степени возбудили их любопытство. Некоторые из них молча направились к палатке, где находились пленные, чтобы исполнить приказание вождя. Через несколько минут они вернулись в сопровождении пленных, приближавшихся к костру неверными шагами и прихрамывающих на ходу. Ремни, которыми они были связаны, так глубоко врезались им в тело, что произвели в некоторых местах застой крови и пройдет много времени, прежде чем восстановится правильное кровообращение.

— Старая бочка, как угораздило тебя сделать такую оплошность? — приветствовал Длинный Дэви своего старого друга. — Только такая лягушка, как ты, может вскочить в пасть к журавлю.

— Затвори свою пасть, — отвечал с досадой толстяк, потирая свои окоченевшие от долгой неподвижности члены. — Разящая Рука может засвидетельствовать, что тут не может быть и речи об оплошности. Мы сдались без сопротивления, потому что это была единственная возможность спасти нашу жизнь. Если бы мы вздумали защищаться, то наверняка погибли бы. Ты бы точно так же поступил на нашем месте, к тому же мы были уверены, что Разящая Рука выручит нас из беды.

— Ну, ну, старина, успокойся! Это была только шутка! Ты ведь знаешь хорошо, как я рад тебя видеть снова на свободе.

— Хорошо! Но своей свободой я обязан, конечно, не тебе. — И обращаясь к Разящей Руке, он продолжал:- Я ни капли не сомневаюсь, что заслуга эта принадлежит вам одному. Жизнь моя отныне принадлежит вам.

Весьма естественно, что Джемми и Фрэнк сгорали от любопытства: каким же это образом товарищам удалось так быстро и без пролития крови положить конец их страданиям? Так как шошоны начали уже собираться вокруг костра на военный совет, то Разящая Рука сообщил им только самое главное, отложив подробный рассказ до более благоприятного случая.