На день погребения моего - [72]

Третий брат, Флитвуд, лучший из мужчин на этой церемонии, тоже рано покинул родительский дом, упросив взять его в экспедицию, которая отправлялась в Африку. Он разбирался в политических играх столь же хорошо, сколь в любых настоящих научных исследованиях, предпочитая буквальный титул «Исследователя», он не делал ничего другого  — только исследовал. Состоянию Флитвуда не вредило то, что колоссальные трастовые фонды Вайба должны были оплачивать счета за сшитые на заказ колониальные шлемы, мясо лозанж и тому подобное. Кит встретил его однажды на весеннем уик-энде в поместье Вайба на Лонг-Айленде.

  — Слушай, ты никогда не видел наш коттедж,  — в один прекрасный день сказал Факс после пар.  — Что ты делаешь в эти выходные? Конечно, если у тебя нет в разработке очередной фабричной девицы или принцессы пиццерии.

  — Разве я говорю в таком тоне о девушках из колледжей «Семи сестер», на которых ты специализируешься?

 —  Я ничего не имею против новых бегов,  — начал возражать ‘Факс.  — Но тебе всё равно полезно встретиться с кузиной Диттани.

 —  Из колледжа Смит.

   — Маунт Холиок.

  — Думаю, это может подождать.

Они шли под покровом сурового пасмурного неба. Даже при более жизнерадостном освещении поместье Вайба было, очевидно, местом уединенным  — четыре этажа, прямоугольное, без прикрас, темная каменная облицовка выглядела намного старше известной даты постройки. Несмотря на заброшенность, некомфортное жилище по-прежнему поддерживали внутри  — возможно, какая-то побочная ветвь Вайбов... непонятно. Существовала тайна второго этажа. Туда допускали только слуг. Он «принадлежал» предыдущим жильцам, но никто не хотел уточнять, каким образом.

   — Там кто-то живет?

    — Там кто-то есть.

   . . . время от времени двери на боковую лестницу хлопали, раздавался приглушенный звук шагов...непонятное движение в отдаленном дверном проеме.... угроза возникновения какой-то обязанности осуществлять ежедневные поиски на запретном уровне, в сумерках, настолько подробные, что контакт с невидимыми жильцами, в какой-то форме, в какой-то необъявленный момент, станет неизбежным... без единой пылинки опрятные тени в вечном владении, шторы и обивка насыщенных оттенков зеленого, бордового и индиго, слуги, которые не разговаривали, не хотели или не могли встречаться с чьим-либо взглядом... а в соседней комнате в следующее мгновение, ожидая...

  — Очень любезно с вашей стороны пригласить меня сюда,  — щебетал Кит за завтраком.  — Товарищ спит, как сурок. Ну, исключая...

 Пауза в организованном жадном поедании пищи. Заинтересованность всех присутствующих за столом.

 —  Я хотел спросить, кто вот так зашел в комнату посреди ночи?

 —  Могу вас заверить,  — сказал Скарсдейл,  — это был не ветер и не жильцы этого дома.

  Они прогуливались, словно что-то искали.

Обменивались взглядами, обмен не удавался, взгляды посылались, но не возвращались.

 — Кит, ты еще не видел конюшни,  — в конце концов сказала кузина Диттани.  — Не хочешь покататься?

Прежде, чем Кит смог ответить, у входа в утреннюю столовую началась сутолока. Позднее он мог поклясться, что слышал симфонические медные духовые инструменты, игравшие длинное вступление.

 — Мама! - воскликнул ‘Факс.

 — Тетя Эдди!  — воскликнула кузина Диттани. Это была редкая гостья  — миссис Вайб, бывшая Эдварда Биф из Индианополиса. Она пела меццо-сопрано и вышла замуж шокирующе рано, мальчики пошли сомкнутым строем, «как комедианты выходят на сцену варьете»  — так ей казалось, и к тому времени, когда Колфакс подстрелил свою первую парочку фазанов, она вдруг в один прекрасный день упаковала шесть кофров одежды и со своей служанкой Вазелиной переехала в Гринвич-Виллидж, в городской особняк, украшенный цветистой терракотой, импортируемой издалека, дизайнер интерьера  — Элси де Вулф, особняк прилегал к дому младшего брата ее мужа, Р. Уилшира Вайба, который уже несколько лет жил в уютном гнездышке безрассудства и декаданса, проматывая свою долю в капитале семьи на балерин и труппы, в которых они танцевали, особенно  — на те, которые были согласны осуществлять грандиозные постановки ужасных «музыкальных драм», которые он сочинял, бутафорские, или, как он предпочитал говорить, нарочитые европейские оперетты на американские темы  — «Роско Конклинг», «Принцесса трущоб», «Шалости в Мексике» и многие другие. Город некоторое время занимала смена Эдвардой места жительства, но достаточно скоро горожане переключились на подробности скандала, связанного больше с деньгами, чем со страстью, эта тема больше подходила для оперы на языке, на котором они не говорили. Поскольку Скарсдейл был уже достаточно взрослым для того, чтобы умело регулировать свои финансовые потоки, а Эдварда идеально подходила не только для того, чтобы затягивать талию в корсет и наряжаться, чтобы появляться на приемах в качестве его номинальной жены, но и, поскольку ее слава в театральном мире росла, участвовать в собраниях культурного характера и принимать гостей на любых знаменательных приемах, Скарсдейл начал воспринимать ее скорее как актив, а не как возможный источник супружеских страданий.