На день погребения моего - [71]

  — При всем уважении, сэр, кажется, я читал это в каком-то бульварном романе, постойте, что я говорю, даже не раз читал, знаете, как вся эта чепуха маринует ваши мозги........

  — Меньше, чем кадку с огурцами, которая является моим отпрыском. То, что я подготовил, действительно  — грандиозное предложение.

  — Именно этого я боялся, сэр,  — Кит понял, что уверенно стоит на ногах и не отводит глаза под все более недоуменным взглядом Скарсдейла.

 — Получить наличные из огромного трастового фонда, унаследовав бесчисленные миллионы после моей смерти  — это не по вашей части, молодой человек?

 — Простите, но, не имея ни малейшего представления, как вы заработали эти деньги, я не смогу приумножить капитал, скорее  — проведу остаток жизни в судах, отражая нападения грифов-индеек, не так я собирался провести свои взрослые годы, честно говоря.

 — Да? У вас есть альтернативный план. Прекрасно, мистер Траверс. Расскажите, мне правда интересно.

 Кит, мысленно обдумав список тем, которых лучше не касаться в беседе со Скарсдейлом, начал с Теслы и его проекта бесплатной универсальной энергии для каждого, затем перешел к очарованию Векторизма, доброте и гениальности Вилларда Гиббса... Осталось не так-то много тем, которые они могли обсудить. Но было что-то....Мужчина смотрел на него странно. Это не было отеческое выражение или взгляд опекуна. Нет, это было  — Кит почти зарделся при мысли  — это было желание. Его желали, по причинам, которые выходили далеко за рамки того, что он мог сделать в этой декадентской пучине лености и похоти Восточного побережья.

 Несмотря на решительное намерение по приезде не судить это учреждение слишком строго, Кит почти сразу понял, что собой представляет Йель. Сторонники книжной учености  — два-три добрых друга, еще не искалеченные возвратными глаголами и мрачной осмотрительностью, которая понадобится для управления страной, а остальные  — просто щеголи. Сейчас Кит был полон энергии и энтузиазма, его глаза светились, он говорил, как с еще не представленными ему продавщицами субботним вечером на Чепл-Стрит, он читал лекцию о Векторизме  — Гиббс, Гамильтон и так далее, потому что эта самая чудотворная из систем, казалось ему, обязательно улучшит жизнь всех, кого он сможет с ней познакомить, хотя девушки не всегда были в этом уверены.

 — Ты их спугнул, Кит,  — ‘Факс, собиравшийся на «свидание», рассматривал свою одежду в зеркале комнаты, которую они делили.  — Моя кузина знает энное количество девушек, которые не прочь иногда поиграть с тобой в маленькую настольную игру, если ты не будешь пугать их всей этой арифметикой.

  — Это не «арифметика».

 — Ну вот, а я о чем говорю. Девушки не видят разницы, и, что важнее, их она не интересует.

 — Как всегда, ‘Факс, я полагаюсь на твою мудрость во всех вопросах спорта. Здесь не было умышленного сарказма, даже его тени. К восемнадцати годам Колфакс Вайб превратился в настоящего богатого любителя спорта, какими они были в те дни — его признавали как эксперта, а иногда  — как чемпиона: лыжник, игрок в поло, стайер, стрелок из пистолета и винтовки, охотник, воздухоплаватель  — список был столь внушителен, что мог бы вызвать депрессию у любого читателя с обычными житейскими способностями. Когда он наконец появился на футбольном поле Лиги Плюща, в последние минуты матча между Йелем и Принстоном, 'Факс вывел мяч из-за трехочковой линии в свою зону защиты и вел его до победного тачдауна, несмотря на оборону противника, не говоря уж о нечаянных препятствиях со стороны его собственной команды. Уолтер Кэмп назвал это «самым великолепным пересечением поля за всю историю футбола в Йеле», а афроамериканцы, жившие в Принстоне, в ту субботнюю ночь спали немного спокойнее, зная, что они хотя бы на неделю избавлены от шумных ватаг парней из Принстона, ломающих веранды домов на Уизерспун-Стрит, чтобы зажечь костер победы.

 — Черт, я засиделся взаперти,  — объяснил Факс.  — Просто нужна хорошая пробежка.

Поскольку представления Факса о досуге, что не удивительно, были сосредоточены в более опасных для жизни сферах, за первый год знакомства они с Китом выяснили, что идеально подходят друг другу, Кит цеплялся за любой кусок внешнего прочного мира, как за обломки судна в неистовом вихре символов, операций и абстракций, а ‘Факс, насмехаясь над ежедневными гимнами Рузвельтианской напряженности, нашел в полурелигиозной преданности Кита Векторизму серьезность, а еще Факс понимал, что это был шанс избавиться от праздной и поверхностной жизни, которая была слишком хрупкой и в которой ему в любой момент грозил крах.

Часто это истолковывали в том смысле, что отпрыск Вайба не может усидеть на месте, как клопы и проводники пульмановских вагонов. Брат ‘Факса Крэгмонт сбежал с танцовщицей на трапеции, потом вернулся с ней в Нью-Йорк, чтобы обвенчаться, свадьбу праздновали на трапециях, жених и шафер были во фраках, шелковые цилиндры вверх дном болтались на резинке у их колен, одинаково синхронно в гибельном Эфире они собирались встретить невесту и ее отца, карнавального «киоскера» или буфетчика, в парной прогулке от своего края арены, подружки невесты балансировали с помощью рук, вертя усыпанными блестками подбородками, ядовито-зеленые перья сметают и взбалтывают дым сигар, поднимавшийся от толпы. Крэгмонту Вайбу было тринадцать в то цирковое лето, когда он стал мужем и создал даже по тем временам невероятную семью.