На день погребения моего - [50]

— Сосунок, Сосунок... список твоих недостатков растет с удручающе головокружительной скоростью.

 — И ни одна из них не соответствует чертовой политике судна, — протестовал Дерби, хмуря раскрасневшееся лицо. С тех пор, как его голос изменился, его обаятельно непокорный тон, который раньше был приемлем, померк до чего-то более рассудительного и столь же беспокойного.

Прежде веселый талисман вышел из возраста политической невинности через краткий период юношеской неопределенности и перешел на этап недоверия к властям, приближаясь к склонам Нигилизма. Его сослуживцы по воздушному судну, даже всегда веселый Чик Заднелет, долго думали, прежде чем произнести вслух даже самую обычную шутку в присутствии Сосунка, чтобы он не обиделся.

 По вопросу выбора фигуры на нос судна Рэндольф Сент-Космо продолжал настаивать на Национальной птице как безопасном и патриотическом выборе. Майлзу Бланделлу, со своей стороны, было вообще всё равно, что будет изображать фигура, если это будет что-то съедобное, в то время как Линдси, словно обиженный прагматизмом этого выбора, настаивал на чистой абстракции:

— Один из полиэдров Платона, возможно.

— Этот тип, —хихикнул Дерби, — доставал свою болванку только для того, чтобы помочиться, я готов биться об заклад!

 — Никто не спорит! — презрительно захохотал Чик.

Споры о носовой фигуре, сначала не выходившие за рамки различий вкусов, становились всё озлобленнее и запутаннее, вскоре достигнув глубины, которая изумила их всех. Старые раны снова начали болеть, был найден повод, чтобы обменяться тычками, а вскоре — и ударами. В районе расположения кухни появилось объявление очень большим шрифтом кларендон:

ХВАТАНИЕ ЗА ЗАД В ОЧЕРЕДИ У РАЗДАТОЧНОЙ НЕПРИЕМЛЕМО!!! НАРУШЕНИЯ ПОВЛЕКУТ ЗА СОБОЙ ДЕСЯТЬ НАРЯДОВ ВНЕ ОЧЕРЕДИ!!! ЗА КАЖДОЕ!!!

По поручению начальника штаба.

   P.S.- Да, это НЕДЕЛИ!!!

 Тем не менее, они продолжали ерзать и ворчать, делая шарики размером с палец из спаржевого мусса, супа гумбо в креольском стиле или пюре из репы, всякий раз, когда думали, что главный старшина корабельной полиции не смотрит — не для того, чтобы есть, а чтобы исподтишка бросать их друг в друга, надеясь на реакцию. Майлз Бланделл, как командир судна, смотрел на них с добродушной растерянностью.

—Замбледи бонгбонг, — подбадривающее кричал он, когда летела еда. — Вамбле, вамбле!

 Майлз, блуждавший по коридорам, словно привидение, начал всё больше пугать сослуживцев. Обеды слишком часто превращались в упражнения в глубокой, даже смертельной, неопределенности, в зависимости от того, где в этот день Майлз приобрел ингредиенты. Иногда он готовил настоящий кордон блю, а иногда — что-то несъедобное из-за блужданий духа, направление которого никогда нельзя было с точностью предсказать. Не то чтобы Майлз мог намеренно испортить суп или сжечь мясной хлеб — он редко поступал так откровенно, скорее был склонен к упущениям по забывчивости или к ошибкам в измерении количества и времени.

— Если существует необратимый процесс, это — приготовление еды! —отчитывал его офицер по вопросам термодинамики Чик Заднелет, желая помочь, но с некоторым невольным волнением.

— Ты не можешь заново пожарить индюшку или заново перемешать испорченный соус — время определено для каждого рецепта, и, не обращая на него внимания, ты создаешь угрозу для себя.

   Иногда Майлз отвечал:

— Спасибо, Чик, это мудрый совет...

   . . . ты столь невероятно терпелив ко мне, я приложу все усилия и сделаю всё возможное, чтобы улучшить ситуацию, а иногда он кричал:

— Из метаварбл блиблот зеп! — яростно размахивая поварским колпаком, и его лицо озаряла загадочная улыбка.

Единственным едоком в их компании, который никогда не испытывал разочарования, был Пугнакс, привередливый вкус которого Майлз всегда уважал, независимо от своего настроения. Вместе с ассортиментом человеческих предпочтений, которые включали марочное шампанское, тушеное мясо черепахи и спаржу под голландским соусом, Пугнакс настаивал на том, чтобы все блюда подавали в отдельных тарелках, обязательно из костяного фарфора определенного возраста и подтвержденного происхождения, что придало новый смысл выражению «неразбериха собачьей трапезы».

В США было уже почти Четвертое июля — это значило, что ночью, в соответствии с регламентом, на борту тоже будет празднование, нравится вам это или нет.

 — Огни и шум, чтобы заставить нас скакать, как дрессированных бабуинов, — высказал свое мнение Дерби.

— Любой мало-мальски образованный человек знает, что фейерверки в честь Четвертого июля — это патриотический символ выдающихся эпизодов военного развития в истории нашей страны, они считаются необходимыми для поддержания целостности нашей родины Америки перед лицом угроз, которые возникают со всех сторон в этом темном и враждебном мире.

— Военный рост без цели, — заявил Майлз Бланделл, — это политика в чистейшей форме.

 — Если нам будет всё равно, — высказал свое мнение чиновник по вопросам науки Заднелет, — народ начнет путать нас с анархо-синдикалистами.

— Самое время, — проворчал Дерби. — Давайте сегодня ночью устроим артиллерийскую пальбу в честь бомбы на площади Хеймаркет, благослови ее Бог, поворотная точка в американской истории и единственное средство для рабочих добиться справедливого отношения в рамках этой ничтожной экономической системы — благодаря чудесам химии!