На чужом пороге - [25]

Вдруг распахнулась дверь, и во двор вбежал, опираясь обеими руками на палку, Томас Краммлих.

— Обождите, Кнак! — кричал он на бегу. — Отставить, черт побери! Что вы так смотрите? Прикажите им опустить автоматы.

Смысл слов дошел до нее уже потом, а в первый момент она даже обрадоваться не смогла. Смотрела тупо: вон кто-то бежит... Ах, да это Краммлих... Отсрочка? Зачем? Ведь все равно один конец...

Кнак как стоял с поднятой рукой, так и повернулся к Томасу Краммлиху — всем корпусом.

— Что вам, Томас?

— Расстрел откладывается.

— Не морочьте мне голову. Вон у доктора письменный приказ.

— А я вам говорю: гауптман изменил решение.

Кнак несколько секунд осмысливал эти слова, потом пожал плечами.

— Ну смотрите, Томас, под вашу ответственность. — Он повернулся к солдатам. — Отставить! Идите к себе, ребята. Томас, а ее куда?

— В камеру.

Семина подняла голову и увидала в окне второго этажа гауптмана. Даже на таком расстояний было видно, как разъярен Дитц. «Что-то у него не вышло», — подумала она и усмехнулась, и тут же удивилась, что у нее еще есть для этого силы.

Конвоир тронул ее за локоть. Его винтовка блестела от воды. Семина послушно пошла через двор и только теперь заметила, что идет дождь.

11

Последний допрос показал Томасу Краммлиху, что Дитц водит его вокруг пальца. Зачем это понадобилось гауптману? Что толкнуло его на это? Недоверие? Но для недоверия не было оснований. Зато у самого Краммлиха были основания полагать, что и теперь гауптман выложил еще не все из того, что знал. Очевидно, он не собирался ни с кем делиться жареными каштанами, если таковые удастся вытащить из огня. А может, уже вытащил?

То, что Краммлих приостановил расстрел, было внезапной вспышкой негодования, своеобразным протестом против образа действий Дитца. Он хотел досадить гауптману любой ценой и добился-таки этого, однако удовлетворение было недолгим. Проступок серьезный, подыскать оправдание не просто. Идя к гауптману, он инстинктивно замедлил шаг. Лестница казалась ему невероятно короткой, болела нога. Придумать ничего не удалось. И тем не менее он прямо с порога бросился в атаку:

— Эрни, я взял на себя смелость отменить ваше распоряжение.

Дитц стоял спиной к нему и глядел в окно. Услыхав Краммлиха, он медленно повернулся и, сдерживая гнев, едва слышно произнес:

— Мальчишка!..

— Не горячитесь, Эрни. Дайте мне высказаться. У меня возник план, — зачастил Краммлих, с ужасом предчувствуя, что сейчас понесет несусветную чушь. К счастью, Дитц не дал ему говорить. Дитца передернуло.

— Негодяй! — взревел он. — Как вы посмели!.. «У меня есть план», — передразнил он Краммлиха. — Еще бы! Конечно, у него план, а у старого осла Дитца, у этого солдафона, не может быть своих планов. Где ему до молодых гениев!.. — Дитц перевел дыхание и уже спокойнее закончил: — Да знаете ли вы, что у меня тоже был план? И вы, обер-лейтенант, его разрушили!..

По нему было видно, что он не врет. Краммлих растерялся.

— Но... Эрни...

— Здесь нет Эрни! — взвизгнул Дитц и стукнул кулаком по столу. — Здесь есть гауптман Дитц, начальник контрразведки. И позвольте принимать его как такового.

Краммлих понял, что самое страшное позади. Теперь можно было вспомнить и «мальчишку» и «негодяя» — оскорбиться. Переходя на официальный тон, щедро сдобренный иронией, он попытался перейти в наступление.

— Господин гауптман, не сочтите за труд, объясните: какие планы могут быть в отношении покойников?

— Покойников?..

Дитц распахнул окно, высунулся во двор.

— Лейтенант Кнак!.. Сержант, вы не видели лейтенанта Кнака? Отлично, пригласите его ко мне.

Он закрыл створки окна и прошелся по кабинету. Краммлих уже догадывался, что последует за этим, но исправлять оплошность было поздно. Когда вбежал Кнак, по его перепуганному лицу тоже было видно, что и он все понимает. Вечно ему не везло — слишком был усерден, что ли...

— Кнак, что вам было приказано в отношении женщины? — не скрывая неприязни, спросил Дитц. .

Кнак вытянулся в струнку, но губы дрожали, он совсем раскис.

— Имитировать расстрел, господин гауптман, — тихо произнес он. — Стрелять поверх головы...

— А вы что сделали? Вы отдаете себе отчет, что вы сделали? — Дитц глядел на него как на больного. — Ума не приложу, как вы оказались в абвере... Ну, об этом мы еще с вами поговорим. Можете идти.

Дверь за веселым Вилли закрылась неслышно.

— Н-ну? — не скрывая торжества, обернулся гауптман к Краммлиху, но тут же понял, что напрасно дал ему столько времени. Краммлих и не думал оправдываться, он сам нападал.

— Господин гауптман, в таком случае это свинство!

Дитц попытался разыграть удивление.

— В чем дело, господин обер-лейтенант?

— Ах, вы еще спрашиваете? Мы ведем одно дело, но вместо помощи вы все время вставляете мне в колеса палки. Вы не посвящаете меня в свои планы. Выставляете в дурацком виде перед подследственной. Не сообщаете данные, которые известны о Янсон, и я впустую трачу драгоценное время на бессмысленные допросы... Кстати, откуда вам известны данные о Янсон?

Дитц уже понял, что позволил себе слишком много, и поменял тон, попытавшись отделаться шуткой: