На чужом поле - [23]

участие в его веселье.

6.

Да, Ульф давно был здесь своим. Его знали и ему верили, и никто

не подверг сомнению его заявление о том, что я тоже участник подполья, боец страшно засекреченной ячейки, о которой известно лишь очень и очень немногим посвященным. И когда Ульф объяснил присутствующим, что они только что чуть не совершили непоправимую ошибку, напряженность исчезла. Тинт даже нашел в себе мужество прилюдно извиниться передо мной. Почти каждый счел своим долгом похлопать меня по плечу или просто подмигнуть, или ободряюще улыбнуться. Вскоре все разошлись, остался только хозяин квартиры, тот, что смахивал на Юрия Никулина, и мы с Ульфом получили возможность пообщаться. Сказать, что я испытывал облегчение - значит, ничего не сказать. И дело не только в том, что миновала угроза преждевременного моего ухода на поля, поросшие печальными асфоделями. Просто теперь я знал, что не одинок в совсем-совсем чужой Стране. Нас было двое.

Артист Никулин с автоматом на ремне удалился в другую комнату.

Мы пересели на диван и поделились своими историями. Я, по настоянию Ульфа, рассказал первым. И в ответ услышал его повествование.

Шведский студент Ульф Ульфссон из Стокгольмского университета тоже пребывал в этом мире с двадцать четвертого июля. История его исчезновения была сродни моей. Одним прекрасным утром Ульф листал книгу, сидя за столом в комнате общежития. За окном пели птички и сыпал ласковый дождик. Затем без всякого пролога он очутился среди действующих лиц известного мне странного спектакля. Выпало ему вволю побегать, попрыгать, погонять на автомобиле и подраться, а поскольку был он молодым спортивным парнем, чемпионом факультета по большому теннису, напористым и решительным, то ситуации у него сменялись стремительно, одни увлекательнее другой, и закончилось все в ночном лесу неподалеку от Столицы.

В Столице Ульф быстро сообразил, что находится не в Швеции и, скорее всего, не на Земле. И сразу подметил у местного населения родимые пятна, похожие на его собственное. Ульф, в первую очередь, был человеком действия.Он оставил до лучших времен осмысление происшедшей с миром метаморфозы, основываясь на следующем тезисе: все, что может произойти рано или поздно должно произойти, и коль уж произошло - не место и не время для размышлений, нужно действовать - и смысл происходящего в

конце концов прояснится.

Повторяю, Ульф был в первую очередь человеком действия, поэтому, пробродив два дня по Столице и переночевав на скамейках, он устроился разгружать вагоны на железной дороге. Работа была поденной, крутилось там много всякого люда, и удостоверения личности никто ни у кого не спрашивал. Довольно быстро Ульф разобрался в сложившейся в Стране ситуации и уяснил, что стражи общественного спокойствия охраняют не общественное спокойствие, а режим императора, подкрепленный атомной угрозой. А уяснив ситуацию, Ульф сразу решил действовать. Случай не замедлил представиться, тем более, Ульф просто выискивал такой случай. Ночью на тихой окраине Столицы он прыгнул с забора на патруль, рассчитывая завладеть оружием, был неожиданно поддержан группой неизвестных, выхватил у оторопевшего стража автомат и скосил патруль длинной очередью, как в сценах из странного спектакля. Он ушел вместе с группой, базировавшейся в подвале многоэтажки в одном из секторов Столицы.

Ульфа признали сразу, окончательно и бесповоротно. Свою настоящую историю он, конечно, не рассказал, а заявил, что является террористом-одиночкой. Ему смастерили документы, поставили, так сказать, на довольствие, и стал он Терием Викстом Мадиусом, боевой единицей полууголовной группы отчаянных ребят без бога и монарха в голове, промышлявшей принудительными денежными поборами с представителей крупного капитала. Особых политических целей группа перед собой не ставила, хотя жить в постоянном ожидании атомного уничтожения никто из ребят не желал. После переговоров группа превратилась в одно из подразделений вооруженных сил подпольного комитета, ведущего подготовку к штурму атомной цитадели.

- Вот так и получилось, что недоучившийся философ-теоретик превратился здесь в практика без всякой философии, - закончил Ульф свой рассказ.

- Вовремя же ты появился. Как в кино.

- Да понимаешь, хотел полюбоваться на агента стражей. Ребята мне сообщили о предполагаемой твоей поимке. И вроде бы кстати оказался.

- Очень кстати, Ульф! Ты просто не представляешь, как кстати.

И мы засмеялись. Между прочим, мы с Ульфом прекрасно понимали друг друга, хотя там, у нас, общаться не смогли бы: он не учил русский, а мои познания в языке соотечественников Ульфа ограничивались словами "Тре крунур", "Хейя" и "Свенска дагбладет".

Ульф помолчал, поглаживая курчавую викинговскую бороду, проговорил задумчиво:

- Не знаю, какой там высший разум всеми этими делами заправляет

и какую цель преследует, но ясно одно: мы здесь не случайные гости.

И тут мне пришло в голову одно соображение. "Меня осенило",

как пишут в книгах.

- Послушай, Ульф, - сказал я. - Нам нужно создать какое-нибудь общество. То есть объявить о создании какого-нибудь общества. Скажем, общества "Через тернии к звездам"...