На что способна умница - [54]

— А как же! Это же сестра Билла Суонкотта! Гляньте на нее — у нее сиськи!

— Заткни пасть! — яростно выпалила Нелл, но было уже поздно. Случилось непоправимое.

— Чего это ты так вырядилась? — возмутился молочник. — Мерзость это, вот что я скажу. Вроде тех мегер, которые ходят тут — то стекла бьют, то еще чего. Чокнутые, вот кто они. Под замок бы их посадить, пока не угробили кого-нибудь. Что это твоя мать затеяла, если разрешает тебе разгуливать в таком виде? Я, дорогуша, не шучу, никто не даст тебе работу, если ты вон что вытворяешь.

Чувство вины и горечи терзало ее весь день, пока наконец она, понимая, что больше не выдержит, не явилась к Мэй без приглашения и предупреждения.

Дверь открыла миссис Барбер.

— Привет, — сказала она, — неужели мама не объясняла тебе, что невежливо являться в гости к ужину, не предупредив об этом заранее? А если бы у нас были другие планы?

Ни о каких предупреждениях Нелл от матери и слыхом не слыхивала, удар оказался болезненным.

— Извините, — потупилась она. — Обычно я предупреждаю, мэм, честное слово. И кормить меня не надо, есть я не хочу. А если Мэй занята, я могу уйти. Я не хотела доставлять вам хлопоты, мэм, вот ей-богу, не хотела.

— Ну ладно. — Лицо миссис Барбер почти неуловимо смягчилось. — Так уж вышло, что миссис Торнтон сегодня на заседании комитета и у нас остался ее ужин. А из этого дома, надеюсь, гости никогда не станут уходить голодными. Но на будущее запомни, что я сказала, слышишь?

— Да, мэм, — кивнула Нелл, — спасибо, мэм. — И она юркнула в дверь.

Мэй, услышав ее голос, уже спускалась.

— Привет! — воскликнула она. — Не обращай внимания. Она рвет и мечет, потому что мамы всю неделю по вечерам нет дома. Вот миссис Барбер и считает, что она доработается до туберкулеза или чего похлеще. Слышала когда-нибудь такую нелепость? И кстати, что стряслось?

Нелл попыталась объясниться:

— Да вообще-то ничего…

Но чем дольше она рассказывала, тем сильнее волновалась. Ее история уже близилась к концу, когда она с ужасом заметила, что ее голос дрожит, на глаза наворачиваются слезы. Она сейчас расплачется! А она никогда не плачет! Мальчишки не ревут, а если с ними и бывает такое, то с Нелл — никогда. Жизнь в тесноте приучала держать чувства на замке, и Нелл владела этим искусством в совершенстве. А теперь, у Мэй, чуть не разревелась из-за какой-то ерунды!

— Нелл! — ахнула Мэй. — Нелл, все хорошо. Ну-ну, не надо. Но каков негодяй! Не слушай таких людей. Ты же обычно на них внимания не обращаешь, правда?

Нелл шмыгнула носом и вытерла его рукавом. Ужас! Совсем не так полагается вести себя, особенно в присутствии своей девушки. Когда тяжко, мужчинам позволительно напиться, но только не лить слезы, ни в коем случае. Нелл не помнила, чтобы когда-либо видела своего отца плачущим. Даже когда умер малыш. Даже когда Берни заболел дифтерией. Никогда.

— Не-а, — выговорила она и отвернулась. Ей казалось, что сочувствия в довершение ко всем бедам она не вынесет. Жестокость еще терпима, а доброта — это уже слишком.

— Тс-с, тише-тише. Нелл, милая Нелл… — Мэй приложила ладони к ее щекам и принялась целовать глаза, губы, нос. Нелл дрожала. — Нелл, Нелл, любовь моя. Не важно, что думают другие. Я люблю тебя. Вот что имеет значение. Дорогая моя Нелл, не плачь, пожалуйста.

Нелл отшатнулась.

— Как ты сказала?

— Я люблю тебя. А ты разве не знала?

Нелл растерянно моргала, уставившись на Мэй. Протерла глаза, чтобы выиграть время, осмыслить услышанное. Мэй любит ее! Ее, Нелл! Мэй, сияющая звезда, любит ее! Невозможно. Она была ошеломлена.

— Ты не рада? Если не хочешь, больше я не стану так говорить.

Не рада? Слово «радость» не выражало и доли чувств, захлестнувших Нелл. Как будто весь ее мир перевернулся с ног на голову. Столько счастья она едва могла вместить.

— Ты любишь меня?

— Да.

— Ты с ума сошла?

— Вряд ли. — Мэй засмеялась. — А что? Неужели ты меня не любишь?

Но Нелл до сих пор не разобралась в себе. У Мэй все просто: есть два человека, они любят друг друга, вот и все. Но для Нелл она была не просто любимой. В ней заключались и радость, и мука, и волшебство, и ужас, и страсть, и надежда, и отчаяние, и тайна, и истина, и грех. Мэй — ее центр притяжения в безумном мире. Она все, что только есть у Нелл. Как же можно просто взять и назвать это «любовью»?

Но если это не любовь, тогда что же?

— Продолжай, — слабо попросила Нелл.

Мэй взяла ее за руки.

— Все хорошо, — мягко произнесла она. — Я никуда не денусь. Я принадлежу тебе, а ты принадлежишь мне. Ты ведь понимаешь, правда? Когда во всем разберешься, мы снова поговорим. Я люблю тебя. Честное слово. И буду ждать.

МАРТ 1915 ГОДА

Я думала об армиях, марширующих сейчас по дорогам Европы и повсюду несущих разрушение в мирные дома… о плачущих детях, оставшихся без отцов, о стонах раненых, о колоссальном препятствии на пути прогресса… и главное — о страшной бескормице до тех пор, пока голод не одержит победу…

И всю долгую ночь, пока я горевала в одиночестве, призванные на войну мужчины продолжали издавать крики неутихающего веселья.

Сильвия Панкхёрст. Домашний фронт

Чаепития, Евклид и вязание

Первые шесть месяцев войны прошли для Ивлин как в тумане. Она ощущала непривычную отстраненность — не только от мира, но и от себя. Все, чему раньше подчинялись ее дни, исчезло: школа, Тедди, школьные подружки, даже суфражистки. В обычных обстоятельствах она начала бы «выезжать в свет». В ее жизни появились бы приемы и балы. Подруга Ивлин, Джойс, побывала на балу, устроенном для развлечения военных, и на втором, с целью сбора средств для бельгийских беженцев. Но Ивлин долгое время была слишком слаба для балов.