На что способна умница - [25]

— Я голосовала бы за Всеирландскую лигу. По-моему, бедным ирландцам давно уже пора добиться гомруля.

— За Всеирландскую лигу! — Он рассмеялся. — Дорогая моя Ивлин, да ведь они едва ли выставят своих кандидатов от Хампстеда! — Он покачал головой. — Я слышал, вы, девушки, сейчас повально увлеклись выборами. Но никто и не ждет от женщин понимания политики, так что с моей стороны было некрасиво задавать тебе подобные вопросы.

Ивлин вспыхнула. Она терпеть не могла, когда ее выставляли на посмешище.

— И как же мне, по-твоему, научиться разбираться в политике? — осведомилась она. — Мне ведь даже газету читать запрещено! Если уж я получу право голоса, я, черт побери, прочитаю про всех кандидатов, а этим, насколько я могу судить, не утруждается даже большинство мужчин!

Она знала, что вырвавшееся у нее черт побери взбесит отца, — так и вышло. Его лицо стало суровым.

— Что ж, — ответил мистер Коллис, — может быть. Но я не собираюсь сидеть сложа руки, пока ты губишь собственную жизнь. Эти женщины — никакие не героини, Ивлин. А варварски жестокие, склонные к насилию преступницы. — Отец поднялся. — Больше ни с кем из них ты не увидишься, — решил он. — Как и с Тедди, пока он не научится вести себя ответственно. Сразу после школы ты будешь возвращаться домой, и, если выяснится, что ты не заслуживаешь доверия, я велю мисс Перринг повсюду следовать за тобой по пятам. А когда вернешься из школы, из дома не выйдешь — кроме как в сопровождении матери, мисс Перринг или меня. Я ясно выразился?

Ивлин вспыхнула.

— Абсолютно, — подтвердила она. — И ты еще имеешь наглость спрашивать, какой такой свободы мне не хватает!

Круто повернувшись, она широкими шагами покинула кабинет и грохнула дверью, к восхищению Хетти и Кезии, ждавших на лестнице.

Ивлин всегда предпочитала оставлять за собой последнее слово.

Зал собраний

Религиозное общество Друзей, которое обычно называли просто квакерами, проводило молитвенное собрание в воскресенье утром. Зал собраний был квадратный, просторный, заставленный длинными деревянными скамьями, которые концентрическими кругами располагались вокруг стола с Библией и томиком с заголовком «Христианская вера и обряды». В дальнем конце зала находились места для старейшин, где вместе с другими старейшинами общины устроилась миссис Торнтон. Мэй видела, как она сидит со спокойным выражением лица, сложив руки на коленях. Зал был наполовину полон, все молчали.

Взгляд Мэй блуждал по залу. Все ее попытки объяснить обычаи квакеров озадачивали ее школьных подруг.

— Так вы просто сидите и молчите?

— Да.

— Но зачем?

— Так полагается, чтобы слушать. Бога или… наверное, Святого Духа. Квакеры считают, что религия — это не только то, о чем читаешь в Библии, или то, во что тебе говорят верить, хотя, конечно, и это тоже. По их мнению, религия еще и в том, что ты можешь сказать сам. Вот почему у нас нет ни пасторов, ни священников. Все мы просто равны.

Это особенно нравилось ей в квакерах. Всю работу — от посещения недужных до ухода за местом погребения — делили на всех, кто составлял собрание, как на мужчин, так и на женщин. Для Мэй равенство было не просто политической целью, но и религиозной истиной. В какой еще религии такая женщина, как ее мать, могла занимать место на скамье старейшин? В какой еще религии сама Мэй имела право встать и заговорить, если к этому призвал ее дух?

И все эти люди стали бы слушать.

Мэй знала, что на собрании полагается вслушиваться в себя. Но у нее не получалось. Вместо этого в голове вертелось единственное слово.

Нелл, думала она. Нелл, Нелл.

После вечера, проведенного вдвоем в ее комнате, Мэй встречалась с Нелл еще три раза. Однажды они отправились в Виктория-парк и долго бродили по узким дорожкам, пока Нелл рассказывала про суфражисток, а Мэй — про лесбиянок. Во второй раз они побывали в «Кинодворце», смотрели фильм с Чарли Чаплином и держались в темноте за руки. А потом были беспорядки у арки Веллингтона. В схватке Мэй не участвовала — пацифисты-квакеры старались любой ценой избегать насилия — но видела, что там происходило. И не знала, ввязалась Нелл в драку или нет. Мэй казалось, что это маловероятно. Ведь в марше участвовало много женщин, и большинство их не пытались оказывать сопротивления полицейским. И тем не менее.

Закрывая глаза, Мэй как наяву видела Нелл такой, как в купальне в Бау, — готовой пустить в ход свое оружие против всякого, кто встанет на ее пути. Мэй понимала, что ей следовало бы тревожиться за Нелл, но она была спокойна. И поймала себя на мысли, что почти хочет, чтобы Нелл ввязалась в драку, хоть и ужасно думать так, когда считаешься пацифистом. Но нарисованный фантазией образ Нелл, с «субботним вечером» в руке нападающей на констебля, был великолепен. И немножко пугал Мэй тем, что немыслимо возбуждал.

Нелл, думала она. Нелл.

Вот она, девчонка, в которую невозможно не влюбиться.

Глава короткая, но полная плача и скрежета зубов

Разумеется, в опалу угодила не только Ивлин. В ходе скандала, который разыгрался после появления в газете злополучного снимка, всплыла еще одна подробность об участии Тедди — номера «Голосов женщинам», которые по-прежнему доставляли для Ивлин по адресу Тедди. Вызванный в кабинет мистера Коллиса Тедди был вынужден выслушать продолжительную нотацию. Ивлин не знала, что именно ему сказали, но из кабинета он вышел с весьма подавленным видом. Он терпеть не мог, когда чье-то мнение о нем менялось в худшую сторону. Не только Ивлин запретили видеться с ним: сам Тедди был изгнан из дома Коллисов до дальнейших уведомлений. Ивлин стыдилась этого сильнее, чем соглашалась признать; хоть Тедди никогда и не говорил об этом вслух, она знала, как важна для него вся их семья.