На что способна умница - [19]

— Вот эта моя любимая.

Она заговорщицки улыбнулась Нелл, но та ей не ответила. Мэй заметила, что Нелл держится настороженно. В ней чувствовалась скованность, напряженность, как у боксера, готового к бою. Правда, Мэй никогда не видела живых боксеров перед боем, но что-то в очертаниях мышц спины Нелл напомнило ей рисунок в детской книжке. Мышцы Нелл проступали под туго натянутой тканью ее куртки. Одежда, которую она носила, была явно с чужого плеча, предназначалась для кого-то рослого и худого и на невысокой коренастой Нелл сидела не так, как полагается. Но и в этой тесной одежде Нелл вызывала у Мэй волнение. В каком-то смысле это зрелище было более эротичным, чем нагота. Ее кожа и нежная плоть под ней так и манили коснуться их. Что сделает Нелл, если Мэй до нее дотронется? Испугается? Или она жаждет этого, и уже давно? В последнем Мэй была почти уверена. Во взгляде Нелл, обращенном на Мэй, сквозил голод — с таким взглядом она рассматривала открытки с дамами в бальных платьях на раме зеркала.

Мэй сглотнула, подошла и села рядом с Нелл.

— Все хорошо, — сказала она. Во рту у нее пересохло, мгновение ей казалось, что она не сможет выговорить ни слова. — Нечего бояться.

Выражение лица Нелл по-прежнему осталось настороженным.

— Видела бы ты, где мы живем, — заговорила она. — Вся семья в двух комнатушках. Ввосьмером. А у тебя одной целая комната, больше нашей квартиры! Вот бы и мне свою комнату!

Искушение оказалось непреодолимым для Мэй.

— А если бы у тебя появилась собственная комната, что тогда? — спросила она.

Нелл задумалась. Потом усмехнулась.

— Вся кровать была бы только моя, — сказала она. — Я приходила бы домой с работы и просто валялась бы на ней. Вытянула бы руки и ноги, раскинула их так широко, как хочется. А потом позвонила бы в колокольчик, вызвала эту вашу служанку и приказала: «Ну-ка принеси мне два ломтя тминного кекса в постель, да поживее!»

Мэй никогда в жизни не вызывала миссис Барбер к себе звонком и не требовала тминный кекс в постель. Даже мама ничего ей не приказывала.

«Миссис Барбер, душенька, — говорила она. — Не будете ли вы так добры убрать в столовой сегодня, а не завтра? Просто мисс Хейзелвуд говорила, что зайдет, а там все перепачкано клеем от плакатов, которые мы делали с Мэй, и я помогла бы вам, но мне еще разносить брошюры и листовки, а Мэй и так уже опаздывает на репетицию. Так вы справитесь, милая? Мне ужасно жаль так обременять вас».

Миссис Барбер, по сути дела, вырастила Мэй, поэтому скорее она отдавала распоряжения Мэй, а не наоборот. Но объяснять все это Нелл она не стала, а придвинулась поближе, заглядывая ей в глаза.

— И больше ты ничего не делала бы? — прошептала она.

Нелл закаменела. Ее лицо было так близко, что Мэй чувствовала, как дыхание из приоткрытых губ овевает ее щеку. Видела след старого шрама под глазом, полоску грязной кожи за ухом, оставшуюся после того, как Нелл умылась, вернувшись с завода. Мэй разглядела тонкие линии и мелкие впадинки на ее коже, веснушки на носу. Нелл дышала часто и неглубоко. У нее порозовели щеки. Но она не отодвигалась и молчала. Просто сидела, слегка приоткрыв рот и не сводя темных глаз с голубых глаз Мэй, глядела на нее в стремительно нарастающей надежде и ждала.

Мэй подалась вперед и губами коснулась губ Нелл. Та втянула воздух резко, словно ужаленная. Ее била дрожь. Мэй коснулась ее темных волос, отвела их от щеки. Губы Нелл приоткрылись, и тогда они поцеловались по-настоящему, и Мэй показалось, будто электричество проходит через ее тело и она вся потрескивает от него, заряжается до самых кончиков пальцев.

Они отстранились, но по-прежнему не могли отвести друг от друга глаз. Нелл выпалила:

— Где ты этому научилась?

Ее голос звучал сердито, как будто она подозревала, что Мэй каждую субботу устраивает для знакомых девчонок чаепития с поцелуями, а ее не приглашает.

— В кладовке, с Маргарет Говард, — объяснила Мэй. Очарование минуты рассеялось, и она не могла определить, что чувствует — облегчение или раскаяние. — В нашей школе девчонки вечно тискаются друг с другом. Мама говорит, это все от нашей сексуальной неудовлетворенности. А у вас в школе разве этого не было?

— Не было, — кивнула Нелл. Она выглядела слегка растерянной. — С нами же учились мальчишки.

Мэй улыбнулась своей открытой, широкой улыбкой. Она переполнилась счастьем, которое, казалось, вот-вот перельется через край. Ей хотелось снова поцеловать Нелл. Хотелось знать о ней все — о ее семье, доме, работе, впитать все эти знания до последней крупицы и присвоить. Хотелось трогать Нелл и выяснять, что надето у нее под неряшливой синей курткой — явно не корсет и не лифчик, но что? Рубашка? Майка?

— Квакеры говорят, любая жизнь священна, — вместо этого произнесла она, дотянулась до губ Нелл и коснулась их. Нелл вздрогнула. — Даже эта, — очень нежно добавила Мэй. — Даже такая.

Можно, мама?

После ухода Нелл Мэй сошла вниз. Ее мать сидела у камина и читала «Дейли геральд». Услышав шаги дочери, она подняла голову.

— Мне нравится твоя подруга, — сообщила она.

— Мне тоже, — отозвалась Мэй, подошла и прислонилась к креслу матери. Мать обняла ее одной рукой.