На что похоже счастье - [43]

– Что это за рыженькая?

Грэм запрокинул голову и принялся крупными глотками пить воду, глядя в потолок. Закончив, он утер рот тыльной стороной руки и каким-то чужим голосом спросил:

– Какая еще рыженькая?

– Брось, – отмахнулся Гарри. – Все видели, как ты вчера за ней гонялся.

– Я не…

– Не вздумай заводить шашни с местными. – Толстяк откинулся на спинку стула и поскреб затылок. – Думаешь, я такое в первый раз вижу? Ты выезжаешь из Лос-Анджелеса, и внезапно вокруг оказываются тысячи девиц, которые выкрикивают твое имя…

– Это не то, что ты думаешь.

– Разумеется, – кивнул Гарри, хотя прозвучало это не слишком убедительно. – Но дело в том, что ты выбрал не самый подходящий момент, чтобы внезапно заделаться бабником.

Грэм фыркнул:

– А что, для таких вещей бывают подходящие моменты?

– Я говорю серьезно. Этот фильм – поворотный момент в твоей карьере, и твой имидж сейчас имеет огромное значение. Не хватало мне только, чтобы тебя каждый вечер видели с новой девицей. – Он вытащил из-под кипы газет, которая лежала перед ним, глянцевый журнал и придвинул его к Грэму. – Вот, полюбуйся.

Грэм с подозрением покосился на него и, к своему изумлению, увидел крупный кадр со вчерашней съемки. Снимок был сделан в тот момент, когда он оторвал Оливию от земли и закружил перед тем, как поцеловать. Глаза у обоих были закрыты, руки сплетены, и, в вырванном из контекста, в этом мгновении с легкостью можно было усмотреть нечто большее, нежели просто игра на камеру. «Магия экрана или реальная любовь?» – вопрошала крупная надпись под снимком.

– Неплохая работа, – сказал Грэм и бросил журнал на столик.

Гарри просиял:

– Именно за это ты платишь мне бешеные бабки, припоминаешь? Хотя ты мог бы очень сильно облегчить мне жизнь, если бы прекратил гоняться за этой рыженькой и просто пригласил Оливию сегодня на ужин.

– Мне кажется, я нанял тебя затем, чтобы ты облегчал мне жизнь, а не наоборот, – заметил Грэм, поднимаясь из-за стола. Он бросил бутылку из-под воды в переполненную мусорную корзину рядом с холодильником, а следом за ней отправил туда и журнал. – Да, кстати, у рыженькой, как ты ее называешь, есть имя.

– И какое же?

Но Грэм уже вышел из трейлера.

На съемочной площадке вновь кипела работа. После неудачи со съемками на воде теперь здесь царила атмосфера какого-то скрытого оживления, все деловито сновали ту да-сюда, вдохновленные идеей начать новую сцену с чистого листа.

Уже почти совсем стемнело, лишь у края воды еще слабо розовела полоса неба. В квартале отсюда мощные софиты заливали ослепительным светом тротуар перед баром, где предстояло снимать сцену срыва Джаспера. Грэм понимал, что ему сейчас необходимо настраиваться на съемку, но все равно в очередной раз вытащил из кармана телефон – проверить, нет ли весточки от Элли. Но вместо письма от нее, к своему изумлению, обнаружил письмо от мамы.

Костюмерша уже махала ему издалека. Но Грэм не стал спешить. Прикрыв экранчик телефона ладонью, он открыл письмо. Быстро пробежал глазами текст: нанизанные одна на другую отговорки, перечень уже имеющихся планов на праздники, опасения по поводу необходимости лететь самолетом и дороговизны билетов, предположения, что они все равно будут не к месту среди его «киношных друзей», извинения и обещания непременно повидаться с ним, когда он вернется в Калифорнию.

Несмотря на все это, ему потребовалось некоторое время, чтобы полностью осознать смысл письма.

Они не приедут.

Этого и следовало ожидать. У него не было никаких оснований считать, что они согласятся. И все-таки, лишь опустив телефон, Грэм, вопреки всякой логике, осознал, что в самом деле надеялся их увидеть.

Костюмерша теперь стояла прямо перед ним. Она громко кашлянула. Грэм вскинул голову; девушка его напугала. Она была низенькая, с покатыми плечами и как минимум лет на десять старше его, но это не мешало ей взирать на него с благоговением, как будто он сделал ей огромное одолжение, наконец-то снизойдя до нее.

– Вас уже ждут, – сказала она.

Он кивнул и сунул телефон обратно в карман, старательно сохраняя нейтральное выражение лица.

Даже потом, когда на него надели костюм, уложили гелем прическу, а его самого признали готовым к выходу, он продолжал сохранять все то же непробиваемое выражение отрешенности. Это был его способ освободить место для совершенно другой личности: Джаспера с его проблемами, Джаспера с его мыслями, Джаспера с его противоречивыми чувствами к Зоуи.

Но и он сам тоже никуда не делся, лишь залег на дно: Грэм с его проблемами, Грэм с его мыслями, Грэм с его противоречивыми чувствами к Элли. И не только с ними. Ко всему этому добавлялись еще его нежелание видеть Оливию, раздражение на Гарри, обида на родителей, желание разделаться наконец с этой чертовой сценой и пойти искать Элли – единственное надежное противоядие от всего того, чем сейчас были заняты его мысли.

Съемки закончились очень быстро. Но на этот раз не из-за погоды и не из-за освещения, и уж точно не из-за того, что Грэм никак не мог изобразить нужную гамму эмоций. Наоборот, как только в последний раз прозвучало: «Снято!» – и появившаяся словно из ниоткуда армия рабочих принялась разбирать декорации, к нему подошел Мик и хлопнул его по плечу.