На борьбу с хулиганством в литературе - [2]

Противно, не правда ли? Если дать прочесть эти строки любой изнасилованной хулиганами женщине — она закричала бы от ужаса и отвращения, узнавая свои собственные ощущения.

И еще ужасная и совпадающая подробность — Поля Мехова — девушка, целомудренная и чистая.

И этот насильник Бадьин, возведенный в герои («замечательный редкий работник»), так и остается безнаказанным до конца романа, хотя товарищи по работе знают о его «подвигах». Мало того, можно быть уверенным, что в расчеты Гладкова отнюдь не входило «карать» такого симпатичного парня.

И это в книге, рекомендованной для массовых городских библиотек и «допущенной Государственным Ученым Советом для школьных библиотек для старших групп второй ступени».

Как после этого требовать от молодежи уважения к женщине-человеку, как бороться против чубаровщины в комсомоле и среди беспартийного молодняка, когда подобные, «рекомендованные и одобренные» безобразия преподносятся ей для поучительного чтения.

Это место романа необходимо изменить, ибо книга очень разрекомендована и проникла в широкие массы — а следовательно вред от подобной «насильнической» проповеди может быть огромен.

Никакие проповеди, воздержания и доброго поведения не помогут, пока у подрастающего поколения будет в руках подобное «агитационное» произведение.

Ведь это буквально — проповедь насилия и разгула. Если «Государственный Ученый Совет» пропустил этот кошмарный ляпсус Гладкова, то может быть хоть «Особая комиссия по борьбе с хулиганством» спохватится!

О чубаровских певцах и идеологах

В настоящее время критика уже спохватилась в отношении Есенина и есенщины. Одна за другой появляются статьи о гибельном влиянии Есенинских «хулиганских» произведений на современную молодежь. Но, захлопотавшись с Есениным, критики еще не добрались до других идеологов чубаровщины. А их не так уж мало, и занимают они достаточно видные литературные и общественные посты.

В частности, Илья Садофьев, о котором я хочу поговорить особо, до последнего времени числился «пролетарским поэтом» и состоит председателем Ленинградского союза поэтов…

Скажите, пожалуйста, какой «чубаровец» откажется подписаться под следующими выразительнейшими строчками: (из книги И. Садофьева «Простей простого», изд. «Недра» 1926 г.)

Не гляди так больно грозно,

Не подначивай, прохвост!

Утекай, пока не поздно,

Коль не хочешь на погост.

…Только знают жирные затылки

Где пропью последние гроши,

Не за то ль вчера бутылкой

Кровососу голову расшиб?

Что ты бельмы пялишь строго?

Или думаешь боюсь!

Не теперь пугать острогом

Разухабистую Русь…

Кто о чем, а Садофьев поет хулигана, выкинув флаг: шпана — до кучи!

Угадать бы, с кем мне по дороге,

Да бродяжью шайку сколотить,

Насмотрелся б месяц круторогий

На проказы на моем пути!

И это «всемирный товарищ — вестник мировой красоты», «лучший цветок труда» — как уверяет критика (см. Борис Гусман «Сто поэтов»).

Хоть бы шла босяцкая орава

Вызволять заплеванную Русь,

А не то я горькою отравой

В кабаке до света захлебнусь.

По забору тени колыхаются

У забора — перекрестный крик:

— Ну, доколе же я буду маяться…

— Будешь хныкать, размалюю лик!

Не всегда же тренькать на гитаре

И гулять пропойцам до зари…

Есть народ отчаянный и грубый,

Есть надежные большевики (!!)

Мне с такими будет по дороге

Я охочь по шеям колотить,

Чтобы вечно месяц круторогий

Веселился на моем пути…

«Босяцкую ораву» Садофьев приравнивает к «грубым» большевикам, считая главным признаком последних, очевидно, «охоту колотить по шеям» и «размалевывать лики». Даже в белогвардейской прессе теперь пишут умнее о «надежных большевиках», а «цветок труда» не стесняется. Вот его «лозунги» по женскому вопросу:

Только место мокрое останется

Коли стукну курву по башке!

(См. о том же у «мэтра» Есенина:

«Пей со мной, паршивая сука!»)

Садофьев даже решил написать «историю большевика».

Вот как рождается он:

Жизнь глупа и неказиста…

Рассказать и ты поймешь

Как плодятся сицилисты.

А вот он подробно рассказывает:

Голоси протяжнее, гармонийка.

Озорней орите, босяки!

Не смотрю на жизнь я с подоконника,

Не таюсь в потемках воровски.

Садофьев зовет в самую «гущу жизни»:

Побывать у чорта на куличках

Песни петь, озоровать…

Мне в бою сворачивать бы скулы…

Че с того ль мне так понятна вечером

Поножовщина у кабаков.

Под гармонику ребятам с девками

Веселей валандаться в ночи.

Матерщиной, песнями с припевками

Людная окраина звучит.

По мнению Садофьева — такими путями приходят люди к «сицилизму» (стр. 27). По нашему мнению, такие пути ведут прямо в отделение милиции!..

Но вот уже совсем точное указание «чубаровцам».

В стихотворении «Слушан» (стр. 80 «Антология — поэты наших дней» В. С. П. 1924 г.), черным по белому, напечатан следующий «наказ» Садофьева красноармейцу. (Идут красноармейцы в походе. Какой-то «веселый малый» предлагает им зайти отдохнуть, выпить и резвлечься с «девочками». В ответ на это, Садофьев дает следующий «гигиенический совет»):

Людская слабость всем знакома,

Магнитно тянет торный путь…

— Эй, слушай голос военкома,

Чтобы с дороги не свернуть!

А если жгуч избыток силы

И ждать возлюбленной не в мочь,

То всенародно изнасилуй

Его изнеженную дочь!

Тогда поймет веселый малый,