На Берлин! - [53]

День был пасмурный, шел мокрый снег, на танках было холодновато, и все жались ближе к жалюзи машины. Паршивая погода для пехоты. В течение 9 и 1 О февраля шли ожесточенные бои, противник оказывал упорное сопротивление, бросая против нас танки, пехоту, фолькс-штурм, обрушивая на нас артиллерийско-минометный огонь. Нам пришлось тяжело, но сопротивление врага было сломлено, и, понеся потери, немцы вынуждены были отступить, бросая технику и вооружение, — танки без горючего, артиллерийские орудия и минометы валялись в кюветах. Местность была лесистая, иногда было не понять, откуда фрицы ведут огонь. Теперь танки в лесу или в населенных пунктах двигались осторожно, позади спешенного десанта, а нашей задачей было уничтожать Фаустников стрелковым оружием или указывать танкам цели, где засели фрицы, чтобы те уничтожали их орудийным огнем.

Противник старался остановить наше продвижение любыми средствами, действовал из засад, порой малочисленными группами, почти смертниками, лишь бы остановить нас и нанести нам потери. Однажды под вечер, только что стало темнеть, передние три танка подошли к опушке леса. Я со взводом в этот раз был в середине колонны танков, а в передовом дозоре были бойцы из другой роты батальона. Вдруг раздалось несколько артиллерийских выстрелов по передним трем танкам, и колонна остановилась. Я спрыгнул с танка, побежал вперед для выяснения обстановки. Уже совсем стемнело, но я увидел командира танкового полка Столярова, командира батальона Козиенко и еще кого-то. От опушки леса прибежали бойцы с тех передних танков и принесли на плащ-палатке тяжело раненного бойца, который скоро скончался. Как они доложили, их около опушки леса обстреляли немецкие штурмовые орудия. Один наш танк был подбит, десантники почти все погибли или были ранены. Два других танка ушли из-под обстрела. В одном из них экипаж покинул машину, но механик-водитель успел включить заднюю скорость, и танк продолжал двигаться задним ходом без экипажа. Командир танкового полка послал экипаж остановить танк и вернуть его к колонне, что и было выполнено.

Ночью командование не решилось атаковать противника, и удар решили перенести на утро. С рассветом батальон — все, что осталось от его трех рот, начал движение через лес, находящийся левее дороги. О противнике ничего не было известно. Сначала все было хорошо и тихо, со стороны противника стрельба не велась, он нас не видел, и мы его тоже, но долго это не продолжалось. Противник нас заметил и открыл ружейно-пулеметный огонь. Мы тоже стали отвечать и перебежками продвигались вперед. Атакованная нами малочисленная немецкая пехота отступила, вернее, бежала, однако по нам открыли огонь из орудий три самоходки, которые стояли от нас метрах в пятидесяти. Мы залегли за деревья, ибо самоходки открывали огонь чуть ли не по каждому бойцу. Я лежал с ординарцем за одним из деревьев, и один снаряд попал в это дерево приблизительно в метре от земли. Нас оглушило, дерево было срезано снарядом, но мы остались невредимыми и ползком перебрались за другое дерево.

Повезло нам уже в который раз. Что делать дальше, мы не знали. Танки нас не поддерживали, оставшись далеко позади нас. Однако командир 3-й роты Костенко не растерялся. Он привел почти к самой нашей цепи тяжелый танк «ИС-2» и указал его экипажу цель — самоходки. Танк произвел два выстрела из своего 122-мм орудия, и одна самоходка буквально развалилась, а второй снаряд пробил аж две самоходки сразу, такого «чуда>> я еще не видел. Путь был для нас свободен. Батальон продвинулся несколько вперед по лесу. Противника снова не было видно. Подошли наши танки, поступила команда «по машинам», и мы отправились дальше выполнять задачу.

Преодолевая упорное сопротивление врага, в ночь на 11 февраля наш батальон совместно с другими батальонами бригады форсировали р. Бобер, а затем, 16 февраля, р. Нейссе и оказались уже в 105–110 км от Берлина. В том месте, где мы переправлялись через Нейссе, река была широкая и глубокая. Через нее был перекинут хороший многотонный мост, но он был за-минирован, и немцы-минеры ждали только команды к взрыву моста. Однако ребята из разведывательной роты нашей бригады захватили мост и перебили минеров, в этом им помогла русская девушка, которую немцы, видимо, знали, — она жила рядом с мостом, работая у бауэра. Поэтому мы перешли речку по мосту, и рота заняла оборону на левом фланге бригады, не более ста метров от реки. Правее нас заняли оборону 2-й и 3-й батальоны бригады, тоже на расстоянии не более 250 метров от реки и моста. Дальше продвигаться сил у нас уже не было.

На плаадарм за р. Нейссе наша рота вышла, имея в своем составе 10–15 бойцов, у Гущенкова в пулеметном взводе осталось, наверное, три или пять бойцов с одним пулеметом «максим>>. Кроме того, оставались в строю командир Вьюнов, командиры взводов — Гущенков и я, старшина роты Братченко, санинструктор «Братское сердце», писарь Чулкин и ординарец ротного коман-дира. Всего у нас было 22–23 человека, а в начале операции 12 января 1945 года в роте было до 100 человек. Потери в роте, да и в других ротах батальона составили до 80 % личного состава. Был тяжело ранен командир роты Николай Чернышов и легко — командиры взводов Шакуло и Михеев. Тяжело достаются победы над противником, очень тяжело. Не только наш батальон понес значительные потери но и два других батальона бригады и танковый полк. Все танки вышли из строя, на ходу осталось лишь 3–4 танка, но и они не могли стрелять — вышли из строя их орудия. Но даже эти танки приходили к нам на плацдарм на р. Нейссе, чтобы создать звуковой эффект присутствия танков. В какой-то мере это противника сдерживало — танки есть танки. Командир бригады полковник Туркин был ранен и находился на лечении, и бригадой командовал начальник штаба бригады подполковник Аркадий Архипов. Произошло это так, что перед одним населенным пунктом противник обстрелял нас, танки остановились, десант спешился, мы немного продвинулись вперед и залегли. Надо было уяснить обстановку, где противник и сколько его. Со мной еще