На берегах Гудзона - [15]

Фрэнсис Кун, которому разрешили свидание с подзащитной, с озабоченным видом ходил взад и вперед по камере.

Провал единственного важного свидетеля защиты мог решить исход процесса, тем более, что на предварительном следствии Этель Линдсей держалась очень неопределенно.

— Если бы мы только могли разыскать этого старика-разносчика, который видел вас в восемь часов на улице, — бормотал адвокат. — Я ежедневно вызываю его через все нью-йоркские газеты, не исключая еврейских.

— Может быть, он не умеет читать, — простонала Этель Линдсей. Фрэнсис Кэн покраснел; об этом он не подумал.

— Но это весьма неправдоподобно, — заметил он с досадой. — Если это действительно еврей, он наверное читает по-еврейски.

Этель Линдсей заплакала.

— Если этот человек не будет разыскан в течение ближайших дней, я погибла.

Она вскочила и схватила адвоката за руку.

— Спасите меня, спасите!

— Я делаю все, что в моих силах, мисс Линдсей. Но вы сами должны признать, что все говорит против вас: цветок, найденный под письменным столом, — под тем письменным столом, за которым, сидел убитый, — это несчастное письмо, затем показания вашей прислуги.

— Я их всех уволю, — вскипела Этель Линдсей. — Как смеют эти люди показывать против меня!

Она совершенно забыла об опасности, и только гнев владел ею в эту минуту.

Кэн посмотрел на нее странным взглядом. Он с горечью подумал, что про эту девушку можно действительно всему поверить.

Этель Линдсей, видимо, угадала его мысли: ее покрасневшее лицо внезапно стало мертвенно-бледным, она упала на стул, воскликнув в отчаянии:

— Вы тоже считаете меня виновной!

И вновь залилась слезами.

Со времени смерти своей дочери Самуил Каценштейн совершенно изменился. С соседями он не говорил ни слова, а по вечерам забивался в своей каморке и неподвижно просиживал часами, тупо глядя перед собой. Единственное, что его еще интересовало, это — розыски убийцы Джона Роулея; только когда дело касалось этого, он вновь оживал.

В продолжение нескольких недель он не прочел ни одной газеты. И только теперь, когда начался процесс Этель Линдсей, он купил еврейскую газету и стал ее внимательно читать.

Внимание его привлекло напечатанное огромными буквами объявление:

— Разносчик, позвавший 30 апреля, около восьми часов вечера, такси для молодой дамы возле дома № 36 по Пятому авеню, приглашается прийти немедленно в бюро адвоката Фрэнсиса Кэна, Двадцать вторая улица, 13. Будет выдано крупное вознаграждение».

Сначала Самуил Каценштейн обратил внимание только на дату: вечер рокового 30 апреля.

И вдруг он понял, что это объявление касается его. Он вспомнил, что в тот вечер, на Пятом авеню, какая-то молодая девушка просила его позвать ей такси. Впоследствии он совершенно забыл об этом случае, но теперь ясно представил себе эту девушку, хорошо одетую, с собольим палантином на плечах, собольей муфтой в руках, — и будто завеса спала с глаз его: на собольей муфте были прикреплены туберозы.

Туберозы! Этель Линдсей!

Но если Этель Линдсей и та молодая девушка одно и то же лицо, то Этель Линдсей невиновна. Ведь он сам помог девушке сесть в автомобиль, слышал, как она приказала шоферу: «На Саунд», и видел, как автомобиль уехал.

Он даже знает шофера, так как сделал тогда небольшой крюк, чтобы дать заработать именно ему, своему знакомому.

Если шофер подтвердит, что эта молодая дама поехала тогда на Саунд и вернулась домой в одиннадцать часов, то Этель Линдсей действительно неповинна в убийстве.

Кто же убийца в таком случае?

Неужели прав Гарвей Уорд, подозревая Раймонда Мэтерса?

Сведения, полученные от сыщика Сан-Франциско, говорили лишь о том, что Мэтерс выступил несколько раз в этом городе, после чего уехал в Лос-Анжелос.

Самуил Каценштейн взял газету и записал адрес адвоката.

* * *

На следующем судебном заседании защитник выставил новых свидетелей: Самуила Каценштейна и шофера такси № 7957.

Самуил Каценштейн, обладавший лучшей памятью, чем Даниэль Браун, и хорошей наблюдательностью, сразу узнал молодую девушку и показал под присягой, что это та дама, для которой он позвал такси вечером 30 апреля.

Шофер со своей стороны тоже показал, что молодая дама села в автомобиль в десять минут девятого, что они поехали на Саунд на улицу X и затем, в без пяти минут одиннадцать, он доставил ее домой, Бродвей, 18. В этот промежуток времени она ни на минуту не покидала автомобиля.

Благодаря этому, обвинение отпало само собой, и в тот же день Этель Линдсей была освобождена.

СОН

Для Гарвея Уорда наступили беспокойные дни и бессонные ночи. Все его мысли были заняты одним: как бы найти убийцу Джона Роулея. В невиновности Бен- Товера он был убежден; Этель Линдсей удалось снять с себя всякое подозрение. В конце концов, кто же преступник?

Гарвей не мог отделаться от мысли, что преступление совершено Раймондом Мэтерсом. Чем чаще молодой человек встречался с Грэйс Мэтерс, тем яснее становилось для него, что из ревности к этой женщине человек может пойти на убийство.

С каждым днем Гарвей все больше восхищался Грэйс. Он навещал ее почти каждый день. Вначале они говорили только о Джоне Роулее, о розыске его убийцы, но постепенно их разговоры начали переходить на другие темы, и часто Гарвею казалось, будто он беседует со своим покойным другом, — настолько молодая женщина сумела проникнуть в круг мыслей Роулея и усвоить его принципы и взгляды.