На белом свете. Уран - [99]
— Ох, попадется мне этот Дынька! Видите, что написал: «Когда Максим Мазур выполнил первую норму и ему об этом сказал бригадир товарищ Сноп, то ему захотелось петь…» А я же не петь, а спать хотел, да так, что очи слипались, потому что целую ночь пахал…
Олег Дынька, набив карманы газетами, ходил из бригады в бригаду и дарил свою статью. Поздно вечером, когда все собрались на стане, чтобы поспать час-другой перед сменами, Олег прочитал громко газету и пообещал написать еще одну статью.
— Напиши еще раз, что я хотел петь, так я тебе руки поотбиваю, — пообещал Максим. — Сидит в сельсовете в холодочке и знает, о чем я думаю, хиромант!
Среди ночи Макар Подогретый и Мирон привезли в бригаду цепи, какие-то шестеренки, колесики, коленчатые валы — все, что за день успел отремонтировать в кузнице и мастерской Мазур со своими помощниками. Нечипор Сноп чуть не танцевал от радости, увидев такое богатство:
— Мирон, спасибо тебе… Дня на три запас будет.
— Ой, не загадывай, Нечипор, а то твои хлопцы скоро им дадут толк… Не приспособлены эти комбайны к такой нагрузке.
— Знаю, Мирон, знаю, но время дорого.
— Да еще и слава, — улыбнулся Мазур. — Когда допрыгнешь, Нечипор, до Героя, то хоть «здравствуй» говори… Нет, молодцы, молодцы… Только ты моего Максима не очень вперед выдвигай, а то задерет нос и пропадет дело. Макар говорит, что завтра из области человек пять приедут.
— Кто? — насторожился Сноп.
— Да корреспонденты… Опыт ваш будут описывать, — пояснил Макар. — Бунчук позвонил, чтобы лозунги вывесили и в контору мебель новую поставили. Поэтому Коляда ходит по селу и собирает диваны, шкафы… Я говорю ему: разве они на шкафы приедут смотреть? А он свое: «Мне указание дано…»
Корреспонденты приехали в Сосенку на двух машинах. Коляда приглашал их в контору, устланную коврами и обставленную диванами и шкафами, но они и на порог не ступили:
— Везите в бригаду.
Коляда еле успевал отвечать на их вопросы. А потом было так, как всегда, когда съезжается больше двух газетчиков. Репортеры записывали на магнитофонную пленку выступления комбайнеров и требовали абсолютной тишины, очеркисты стремились завладеть ими для самых интимных бесед, а фотокорреспонденты кричали, чтоб комбайнеры оставались на местах… До самого вечера гостей ожидали накрытые столы в уютной Меланкиной хате. Поговорив с комбайнерами, корреспонденты разбрелись по всем бригадам и по селу. Их водили в огородную бригаду Михея Кожухаря, в школу, они вели беседы с Никодимом Дынькой, потом один из них попал на конюшню к Савке Чемерису, а фоторепортер будто прикипел к Стешке…
Они выехали из Сосенки внезапно, как и появились. Уговаривал их Семен Федорович остаться поужинать — отказались.
Единственным человеком, который не встретился с корреспондентом, был, кажется, Олег Дынька. Он целый день сидел в саду и писал для газеты статью…
Со следующего дня в газетах стали появляться фотографии сосенских механизаторов, статьи и очерки о них, зазвучали радиопередачи. Потом начали приезжать комбайнеры из других колхозов — за опытом.
Нечипор Сноп ругался:
— Езжайте, хлопцы, домой и не тратьте времени. У нас секрет один и опыт один: недоспи, смотри, чтобы машина исправна была, и работай так, чтоб с тебя семь потов сошло… Такая горячая пора, а они на экскурсию приехали! А ну по домам!
Кто-то пожаловался на Снопа Бунчуку, и тот сам приехал, но Сноп не отступал:
— Я же им русским языком разъясняю, что у нас нет никакого секрета. Хотите собирать урожай так, как мы, то, говорю, посадите своих коммунистов на комбайны и пусть выполняют Устав партии… У нас и дела-то на копейку, а крику на всю область. Соберем хлеб, рассчитаемся с государством, обсеемся, выкопаем комбайнами буряк, если дадите машины три, тогда — пожалуйста: приезжайте, будем хоть месяц разговаривать.
После этой беседы всю тяжесть славы сосенских механизаторов взял на себя Семен Федорович Коляда. Делегации, правда, перестали ездить, но связь с прессой и со всем внешним миром держал он. Фамилия его, как и когда-то давно, опять появилась в газетах. Коляда давал интервью и подписывал статьи, которые писали за него некоторые газетчики. Коляда выступал на совещаниях в районе и области, его ставили в пример другим. И Семен Федорович начал верить, что всех этих успехов он добился действительно сам.
Сосенка первой в районе выполнила план хлебопоставок. Бунчук вызвал к себе Коляду и сказал:
— Молодец, хвалю… Хороший урожай вырастил… Но и о соседях не забывай, а то у них не очень с хлебом, а мне баланс нужен…
— Сколько еще сдать? — Коляда понял с полуслова.
— Еще столько. Не кривись, Семен. Мы еще утрем кое-кому нос. На нас заявление в обком, а мы делом покажем, как хозяйничаем… Давай, а тогда, может быть, и рапорт на имя первого ударим. Понял?
— Видите, Петр Иосипович, — замялся Коляда, — сдать можно, но что нашему колхозу с того, что мы выполним план за Покуття или за Сидковцы?
— Ты что торгуешься?
— Я не торгуюсь, но наш колхоз сейчас, так сказать, на виду, и нам бы хотелось, — сделал ударение Коляда, — чтобы и высшие инстанции знали, что мы сдаем два плана…
— Славы хочешь?
Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...
Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.
В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».