На белом свете. Уран - [81]
— Давай установим телевизор!
Они вдвоем еще раз прочитали инструкцию и пришли к выводу, что без Платона не обойтись: надо поставить на крыше антенну. Но разве мог Васько ждать, пока возвратится с работы брат?
— Я быстро! — крикнул он Наталке и, схватив инструкцию, убежал.
Наталка не могла забыть разговора с Платоном. Неужели несколько слов, которые она в шутку сказала Христе, могли так поразить Платона?
А что, если Платон просто ищет зацепку, чтобы расстаться?
Теперь Наталка связывала обрывки разговоров с Галиной, с Христей — все, что она слышала за эти недели о Стешке. Вспомнила о своей встрече с нею в больнице. Стешка и не таится, что любит Платона… А он? Как неосторожно сделала Наташа, приехав непрошеной, доверившись наивной мечте… Разве поймет Платон, что не загсовская формальность сдерживает ее от того, чтобы расписаться с ним, а болезненное чувство собственной физической неполноценности. Она больше всего боялась стать в тягость Платону.
С присущей ей прямотой Наталка оценивала свое положение. Она знала, что в любую минуту очередной приступ может свалить ее с ног. Болезнь рано или поздно сотрет романтическую окраску их любви, и потянутся тяжелые, серые будни. Вот тогда она и станет нестерпимой тяжестью для него.
Нет, не надо было ей приезжать сюда. Пусть бы остался Платон в ее мечтах, если она не имеет права на земную, хоть и трудную, любовь. И Платон малодушный, почему не сказал ей, что не такая жена ему нужна? Наталка вспомнила, как Платон с Галиной и Васьком сажали картошку на огороде, а она сидела на стульчике под грушей, потому что даже лопата была для нее тяжелой.
Нет, не такая жена нужна Платону. Ему такую, чтоб встречала его в поле, чтоб люди называли хозяйкой, чтоб умела обработать огород, и чтоб пела песни с молодицами, возвращаясь со свеклы, и чтобы детей рожала… Как угнетает эта комнатная тишина… Наталка вышла на подворье, взяла тяпку и пошла на огород. Начала несмело разрыхлять землю вокруг кустов картошки, боясь подрезать их. Бурьян вырывала руками. Под ногти набивалась земля, и пальцы начинали гореть. Ныла спина, и по всему телу разливалась слабость. Но это только поначалу тяжело, а потом она привыкнет, научится мотыжить, и огород у них будет чистый, как у соседей.
Наталка чувствовала, как на виске билась жилка от прилива крови. Тяжело дышать. Хотелось выпрямиться или лечь на землю. Нет, надо пройти рядок до самого конца. Вернется Платон и не поверит, что это она сама столько сделала. Еще один кустик, еще… Какие крепкие корни у этого бурьяна. Со лба скатывались капельки пота, и она ощущала их соленый привкус на губах. Вот уже сколько она сделала! И не устала… Она совсем не больная. Это все врачи напридумывали… Со временем она вместе со всеми пойдет в поле. Пошьет себе широкую синюю юбку и повяжется белым платком. Встретит в поле Стешку и рассмеется ей в глаза… Вот так: ха-ха!
Сизая пелена тумана застлала глаза Наталки, она тихо вскрикнула и упала на влажную теплую землю…
Михей Кожухарь с Максимом внесли ее в хату и уложили на кровать. Будто сквозь сон слышала Наталка, как всхлипывал Васько.
— Мне уже лучше, — прошептала она и, дотянувшись рукой к столику, взяла какие-то таблетки.
— А мы пришли поставить антенну, — виновато пояснил Максим.
— Спасибо, я сейчас встану.
— Нет, Наташа, ты лежи, — испуганно сказал Васько.
— Это от солнца, наверно, — сказал Кожухарь, намочил в холодной воде рушник и положил на голову Наталке. — Поспи. Сон все болезни лечит…
Савка Чемерис уже часа три добирался домой с торбочкой соли, за которой послала его в кооперацию жена. То одного встретит на дороге, то с другим перекинется словом, а время шло. Душевному разговору с Поликарпом Чугаем помешал Чемерису его внук Тимко.
— Деда, идите домой, а то бабка говорили, что всю бороду вам общиплют. Уже из Крыма можно было соли принести, а вы как примерзли к дороге. — Тимко точно передал бабушкины слова.
— Да иду уже, иду лично, — нехотя распрощался с Поликарпом Чемерис, взял внука за руку и медленно зашагал домой. Он уже давно принес бы эту соль, но, увидев на Гайвороновой хате Михея Кожухаря, свернул на подворье.
— Зачем это тебя, Михей, на хату занесло? — поинтересовался Чемерис.
— Да скликаю на совещание дураков, — пробасил Кожухарь. — Хорошо, что ты, Савка, подвернулся. Будешь первым.
— Чтоб тебя приподняло и шлепнуло, — пожелал Савка Чемерис.
На крыше появился Максим с железной крестовиной.
— Это антенну нам ставят, мы телевизор купили, — похвалился Васько.
— Добрая то штука — телевизор, когда-то у кума в Косополье двое суток с перерывом лично смотрел, — вспомнил Чемерис и, положив торбочку с солью на завалинку, полез на хату.
В это время по улице проходили Никодим Дынька и Данила Выгон.
— Взбесились, крест на хате ставят, — сплюнул Дынька. — Живыми к богу лезут. Что вы там делаете, Савка?
Савка Чемерис слово в слово повторил ответ, который он услышал от Михея, но Дыньку это не удержало, и он тоже полез на крышу. А Васько с Тимком потянули Выгона в хату, чтобы показать телевизор.
Через несколько минут главнокомандующим на крыше стал Никодим Дынька, убедив Максима, что ни Савка, ни Михей до конца века не установят антенну.
Выразительность образов, сочный, щедрый юмор — отличают роман о нефтяниках «Твердая порода». Автор знакомит читателя с многонациональной бригадой буровиков. У каждого свой характер, у каждого своя жизнь, но судьба у всех общая — рабочая. Татары и русские, украинцы и армяне, казахи все вместе они и составляют ту «твердую породу», из которой создается рабочий коллектив.
Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.
В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».