На белом свете. Уран - [201]

— Павел Артемович, вы меня знаете не один год, я всегда… Я признаю, что ошибся, но я не хотел… На меня самого написали анонимку, — уже жаловался Валинов. — Я прошу защиты, прошу вас разобраться…

— От кого вас надо защищать, Валинов? — Шаблей вплотную наклонился к нему. — От Мостового? От Снопа? На вас написали анонимку такие же людишки, как и вы. Правда, вы свое заявление подписали, потому что у вас не было другого выхода. Мне стыдно за вас и… и таких, как вы… Я старею, когда читаю анонимки или клевету на людей… И не хочу их читать…

— Павел Артемович, я прошу вас, — Валинов никак не мог застегнуть плащ, — прошу вас…

— Меня просить не о чем. Мы поговорим на бюро.

Валинов понял, что разговор окончен.

На улице увидел возле сквера Бунчука и Кутня. Они притворились, что не заметили его, юркнули в магазин. Валинов дождался, пока они вышли.

— Я знаю, что анонимка — ваших рук дело, — прошипел Валинов. — Вы… вы будете отвечать.

— А вы что, не выспались, Иван Иванович? — нахально усмехнулся Бунчук. — Это шантаж! Сами заварили кашу, сами и расхлебывайте. Нас не впутывайте. Мы живем себе тихо с Василием Васильевичем. План перевыполняем, масло отгружаем, хе-хе…

— Мы себе тихо живем, — повторил Кутень. — Нам высоких чинов не надо, а если вас тово… из «Факела» попросили, то мы не виноваты.

— Кутень, — вскипел Валинов, — вы аморальный тип, и я еще доберусь до вас!

— Слышите, Петр Иосипович? Еще и пугают Иван Иванович. — Кутень взял под руку Бунчука и повернулся лицом к Валинову. — Руки коротки, Иван Иванович. Жизнь — она такова: вы начальник — я дурак; я — начальник, вы… Одним словом, будьте здоровы. Начальство приходит и уходит, а мы остаемся.

Валинов не мог найти слов. Еще неделю назад Кутень дрожал от одного взгляда Валинова, а теперь: «Руки коротки, Иван Иванович»… И долго еще будет жить этот Кутень, заполняя свой блокнот. В паре с Бунчуком тайком будут ходить по белу свету, паскудить потихоньку, мстя всем, кто достиг большего.

А он, Валинов, разве лучше? Такой же, как Кутень, как Бунчук. Мелкий карьерист, негодяй, — вынес он сам себе приговор.

Но об этом до конца своей жизни не скажет Валинов никому.

Не сможет.

Васько придумал целую историю о поездке с Лесей в Киев, но рассказывать ее не пришлось, потому что вместе с деньгами положил в стол билеты. Платон, собираясь утром на работу, случайно их увидел, хотел разбудить брата и расспросить о Наталке, но решил не тревожить.

И в школе на переменке Васько доказывал Лесе, что Платону необходимо знать об их встрече с Нарбутовыми, но переубедить Лесю не смог.

— Может, она еще приедет, Вася, — надеялась Олеся.

— Нет, Платон должен знать правду, — настаивал Васько.

Этот спор продолжался и вечером, когда они вместе готовили уроки.

— Моя мама сказала, что никогда не надо спешить к человеку с плохими вестями, — сослалась на непререкаемый авторитет Леся. — Платон и так переживает.

— Я не хочу, чтобы моего брата обманывали!

Они притихли, увидев Платона. Он весело поздоровался:

— Как, молодое поколение? Грызете гранит?

— Васько на пятерки грызет, а я, — Леся скривилась, — схватила по химии тройку.

— Бывает… Как же вам ездилось? Ночевали у тети Дуси?

— Да… Мы были в кино и… на Крещатике. Очень мне понравилось. — Леся почувствовала, как покраснела от этой неправды.

— И тебе, Васько, понравился Киев?

— Мы не были в Киеве, — сказал, глядя на брата, Васько. — Мы… мы к Наталке ездили. В Винницу.

Леся удивилась, что Платон воспринял эти слова спокойно.

— Зачем?

— Чтобы поставить все точки над «i»…

— И что, поставили? — с иронией спросил Платон.

— Нет. Он сказал, что приедет, — ответил Василь.

— Кто?

— Давид. Ты не обижайся на меня, Платон, потому что так… так неправильно, — Васько шмыгнул носом.

Платон обнял за плечи Васька и Лесю и притянул к себе.

— Я вам очень благодарен обоим, но, наверное, не мы с вами будем ставить эти точки…

— А почему она так сделала? — тихо спросил Васько.

— Это может объяснить только она, Вася.

— Разве можно любить, любить, а потом… — Леся порозовела и умолкла.

— Можно.

— Но это… неправильная любовь, — сделал вывод Васько…

— Чудак ты, Вася. Думаешь, бывает любовь «правильная» и «неправильная»? Просто есть любовь или ее нет.

Васько пошел провожать Лесю. Дом вдруг стал немым. Немые стены, слепые окна, безмолвные фотографии. Лукаво смотрела на Платона Наталка. Он привык к этому снимку, но сейчас он будто увидел ее впервые: глаза холодные, усмехается. Платон вытащил из стола письма Наталки и бросил в печь. Показался в эту минуту себе смешным и сентиментальным, но письма жег.

Каждый вечер, когда Нарбутов возвращался с работы, он всегда заставал в доме Давида. Ему не нравилось, что Ольга заставляла Давида помогать ей по хозяйству, посылала в магазины и называла «наш Давид». Нарбутов молчал, потому что каждая его попытка выяснить отношения Давида и дочери заканчивалась бурными сценами, которые устраивала жена.

— Он спас жизнь Наталке, а я буду выгонять его из дома! Я еще не выжила из ума. И что здесь, наконец, плохого, что они дружат?!

Но после того, когда однажды Давид остался у них ночевать, Нарбутов решил поговорить с дочкой. Он позвал ее к себе и спросил: