На белом свете. Уран - [178]

— Это — демагогия!

Вошел Анатолий Земцов:

— Я разговаривал с Александром Ивановичем… Мостовой категорически против того, чтобы решение принималось под каким-либо принуждением. Он сказал, что это собрание должно стать праздником для Сосенки, а не поминками.

— Теперь мне понятно, — начал складывать свои бумаги Валинов. — Под диктовочку работаете? Кое-кто на всю жизнь запомнит это собрание, товарищи… сосенские лирики. Это же ЧП на всю Украину. Да-а-алеко вы зашли вместе с вашим секретарем райкома… Ну что ж, товарищ Гайворон, отменяйте собрание и идите слушать соловьев…

— Соловьи уже отпели.

Валинов, не попрощавшись, сел в машину.

Оркестр играл «На сопках Маньчжурии»…

В гостинице Валинов швырнул на стол папку, сел в кресло и задумался. Чувствовал себя оскорбленным и уничтоженным. Впервые за годы своей работы в аппарате переживал такой позор: провалил собрание! Не выполнил поручения обкома партии, правительства… Мостовой, наверное, обо всем доложил Шаблею. Свалят всю вину на него, мол, мы же советовали дождаться Турчина, подготовить карты, макеты, расчеты, планы. Да, его отзовут со строительства «Факела», а это равнозначно катастрофе. К черту разлетится лестничка, которую возводил всю свою сознательную жизнь из послушания, хитрости, деловитости, упрямства и по которой поднялся все-таки на несколько ступенек выше, чем его друзья по институту.

Перед глазами Валинова — телефонный аппарат. Нужно сейчас же позвонить Шаблею, опередить Мостового, отвести от себя удар. А может, притвориться больным, лечь в больницу — сердечный приступ, как у… Мостового… Пока пройдет первый гнев Шаблея, а потом… Мостовой. Это он нарочно слег… Просто хитрый ход, чтобы снять с себя ответственность. Самая лучшая защита — это наступление, истина старая, как мир. И Валинов докажет, что не он, а Мостовой и Гайворон виноваты во всем.

— Секретаря обкома Шаблея, — сказал телефонистке и уже не сводил глаз со скрученного шнура, который змейкой вился по столу.

Ответила секретарша приемной:

— Обождите минуту, Павел Артемович разговаривает по прямому с товарищем Турчиным.

Валинов отдал бы все, лишь бы услышать этот разговор. В трубке что-то лязгнуло. Щелкнуло что-то и в сердце Валинова.

— Почему ж вы мне не сказали, когда звонили прошлый раз, что Турчина нет в Сосенке? Почему вы так поспешно созвали это собрание, не посчитавшись с мнением райкома партии?

— Я… я, Павел Артемович, считал и считаю, что обком послал меня для того, чтобы форсировать строительство «Факела», а не заниматься бесплодными разговорами, — сказал Валинов. — Я сделал все для того, чтобы выполнить ваше поручение.

— А я думаю, что вы сделали все, чтобы вызвать справедливое возмущение людей. — Шаблей разбивал надежды Валинова на оправдания. — Мы послали вас не для того, чтобы вы там командовали и пугали людей переселением. Вы забыли, товарищ Валинов, что перед вами не станки и… диффузоры, а люди, которые должны сделать шаг, который изменит всю их жизнь, сложившуюся за века. Очевидно, вы не вчитались в письмо правительства к сосенским колхозникам, не поняли его глубины, а теперь сваливаете с больной головы на здоровую. Турчин возмущен вашим поведением и вашими поступками…

— Павел Артемович, я… я хотел, чтоб быстрее было принято решение о передаче земли под «Факел»… подготовить фронт работ для Турчина… ведь у нас есть государственный план.

— О плане Турчин думает сам, — оборвал его Шаблей. — Он строил еще не такие объекты. Турчин сказал мне, что на этом этапе для него в тысячу раз дороже отношение колхозников Сосенки к «Факелу», чем пять километров трассы. Арсен Климович имеет резон и мыслит, как политик, а вы не поднялись выше того бульдозериста, который гусеницами уничтожил опытный участок Михея Кожухаря. Вы понимаете, в какое положение поставили обком партии? Я вынужден докладывать в ЦК, и мы, товарищ Валинов, еще будем иметь с вами серьезный разговор…

— Павел Артемович, вы не знаете, в каких условиях мне пришлось проводить это собрание, — оправдывался Валинов. — Мостовой и его родственник… Гайворон дискредитируют… решение правительства… и, хотят они этого или нет, противопоставляют рабочий класс крестьянству, заигрывают с колхозниками.

— Товарищ Валинов, — строго сказал Шаблей, — такие обвинения требуют доказательств.

— Они у меня есть, Павел Артемович. И я это докажу. Я напишу докладную записку вам и в ЦК партии, поскольку речь идет о моей партийной чести.

— Хорошо. Ждите приезда Турчина и… займитесь сахарным заводом.

— Есть! — вытянулся в струнку возле телефонного аппарата Валинов, обрадовавшись, что его не отозвали из района.

Кажется, несколько перегнул палку, — анализировал Валинов свой разговор с Шаблеем. Однако, наконец, можно по-разному трактовать взгляды Мостового, которые тот высказал о переселении колхозников, о любви к земле… Валинов, например, понял их, как… надо найти не очень резкое определение… политически незрелые…

Собственно, чего ему, Валинову, бояться? Он хотел, чтобы колхоз быстрее передал территорию под «Факел», хотел немедленно развернуть строительство, дать стране уран. Никто против этого не возразит — ни Мостовой, ни Гайворон, ни Земцов. А за срыв собрания отвечать должны они. Логика железная. И Валинов это докажет. Он не будет писать анонимок на Мостового и Гайворона. Бой будет честным и открытым: стойкая партийная позиция Валинова и, по существу, антигосударственная, с примитивным крестьянским уклоном, позиция Мостового и тех, кто с ним… И правильно он сделал, что сказал об этом Шаблею. Ничего страшного не случилось. Наоборот, все убедятся: Валинов в интересах дела не побоялся выступить против Мостового.