На Алтае - [29]

В чистых сосновых борах почти все деревья нижних сучьев не имеют: все они отпадают сами и остаются только с половины дерева до вершины. Тут мало кустарной поросли и молодой чащи, так что низовому огню трудно пойматься за высоко расположенные ветви и перейти в верховой. Вот почему в таких чистых борах пожар кончается скоро и большого вреда не приносит.

Совсем другая картина в борах нечистых и в смешанном лесу. Тут низовой пожар немедля охватывает кусты, молодую поросль и, поднимаясь по ней кверху, моментально «хватаясь» за большие ветви высоких деревьев, быстро переходит в пожар верховой.

Так как при этом всегда сначала образуется сильная тяга снизу, а температура поднимается вдруг очень высоко, то вылетевший огонь на вершины деревьев, этих великанов сибирской тайги, подчиняется направлению ветра, который обыкновенно тотчас усиливается. Тут уже образуется со страшной силой верховая тяга, и огонь не только не дожидается подпаливания снизу, но опережает низовой пожар и летит уже с ужасной быстротой. Вот этот-то страшный полет верхового огня, стремительно перескакивающий с вершины на вершину лесных гигантов, и называется здесь «маткой».

Можете себе представить, как выглядит матка, да еще в ветреную погоду, в большом и густом лесу! А таких маток образуется иногда несколько, смотря по ходу низового пожара, густоте нижней лесной поросли, ее направлению и, наконец, густоте и расположению большого леса!..

Это уже не Змей Горыныч взвился кверху и охватил своими длинными огненными языками и страшными лапами могучие вершины громадных деревьев, — нет! Это уж что-то выходящее за пределы мифологии и самого пылкого воображения сказителей! Нет! Это какой-то сплошной полет огня, который неудержимо стремится по вершине леса, поднимает свои страшные и громадные языки то прямо кверху, то расстилая их вперед и как бы старается как можно скорее захватить в свое огненное жерло все, что еще невредимо стоит с зелеными курчавыми головами и еще не попало в его страшные объятия!..

Густой дым разнообразных оттенков и мириады искр, то поднимающихся кверху, то падающих книзу, сопровождают ужасный полет матки!.. Как иногда из прихотливой группировки облаков, особенно при закате солнца, или при освещении полной луны, образуются причудливые фигуры, так и при таком пожаре сбоку нередко кажется, будто над лесом, распростершись, летит громадных размеров «дед», который, то кутаясь, то сбрасывая с себя одежду, в черной мохнатой шапке и выдыхая красноватое пламя, старается схватить в свои ужасные объятия и пожрать весь остальной лес, еще так мирно зеленеющий впереди! И это не плод пылкого воображения в кабинете, — нет! А это более или менее общая примета народа, который, смотря на ужасный лесной пожар, под впечатлением страха и как бы соболезнуя, говорит.

— А вон и дедушка прилетел!..

Что же делается внизу, под этой страшной, беснующейся стихией?

Тут в это время какой-то поражающий огненный хаос! Огонь с неимоверной силой и быстротой охватывает молодую поросль, отдельные кусты и, перескакивая с одной группы на другую, в вихре огненной пыли, в клубах черного и белого дыма крутит, мечет во все стороны и со страшным воем несется вперед и вперед!.. Словно он бесится на то, что отстал и напрягает все силы, чтоб догнать всепожирающую матку! С особенной силой и точно озлоблением нападает он на молодой мохнатый ельник и в особенности на кудреватый пихтач, у которого смолоду нижние ветви расстилаются почти по земле. Моментально охваченная пихта как-то вдруг съежится, точно от боли, поведет судорожно ветками несколько кверху, зашипит, сразу стушуется в пелене сероватого дыма и потом, от скопления смолистых газов и полета огня кверху, она точно выстрелит — и мириады искр посыплются во все стороны!.. И вот из цветущей зеленой пихточки вдруг остается тощий дымящийся остов! Точно каким-то чудом сделалось превращение, так тяжело действующее на душу! Только что цвела, росла, наслаждалась жизнью — почти вдруг, моментально, погибла, превратилась в сухой черный скелет…

Почти то же бывает и с молодыми елочками. Только молодые сочные березки упорно как бы борются с огнем и не вдруг делаются его жертвой. Они долго, долго шипят, собирают в кучки концы своих веточек, словно подбирают обожженные пальчики, и затем уж тихо загораются пламенем, отделяя массу черного дыма.

Если местность пожара гористая, то надо видеть, с какой быстротой огонь взбирается на крутые покатости и с какой алчностью пожирает он все горючее и попадающееся ему навстречу! Особенно огонь сильно свирепствует там, где растет большими группами цепкий вереск и стелющийся можжевельник. А что делается в это время в уже пройденных им крутых логах — в урманах, поросших густым дурбенником?!..

В общем, картина лесного пожара — страшная картина. Она сильно действует на самые грубые, так сказать проволочные нервы и производит потрясающее впечатление. Ее, если хотите, интересно наблюдать со стороны, в неопасности, но Боже сохрани попасть в этот кипучий огненный ад, где нет спасения и где царит одна смерть и смерть!.. Тут, кажется, сам Вельзевул собрал все свои силы, чтобы этой свирепой стихией пожрать, уничтожить и превратить в пепел все, что только попадает в его могучие объятия.