N-P - [21]

«Что же привлекает меня в ней?» – подумала я. Самодостаточность и независимость, способность быть не такой, как все? Особый характер ее страдания, совсем не такой, как обычная человеческая боль?

Суи стояла, прислонившись к телефонной будке. В солнечных очках глубокой ночью она напоминала раскачивающуюся на ветру ветку ивы.

– Почему ты в солнечных очках? – спросила я.

– Глаза распухли от слез, стыдно, – проговорила она.

– Если ты опять бросишь ее в меня, я точно умру. – Из висевшего в руке Суи бумажного пакета выглядывала бутылка вина.

– Да нет же, нет, – сказала она и горько засмеялась.

Я почувствовала облегчение, когда увидела ее улыбку. Терпеть не могу, когда люди плачут.

– Я пила по дороге сюда!

– Прямо из бутылки? Наверное, представляла себя знаменитой актрисой, – я похлопала ее по плечу:

– Не угадала, я пила из бумажного стаканчика, – снова засмеялась она.

Мне стало весело.

– Фи! Никакого удовольствия.

– Вполне нормально. Я пила в потрясающем месте, пойдем туда. Или лучше в бар?

– Нет, лучше туда! Где это?

– Тебе там понравится! Там совершенно никого нет, – сказала Суи. – Да ты там была, и не один раз.

«Где это?» – подумала я.

– Пойдем!

Был конец недели, на улицах довольно многолюдно. Из-за ночной прохлады царило праздничное оживление. Я люблю летнюю ночь. Мы праздно двигались в своей легкой одежде, какие-то парни окликнули нас, но мы все шли и шли.

– Отохико – просто дурак, что спит в такое время! – сказала Суи. На ней была красная рубашка. Она хорошо смотрелась в темноте.

– Не будь у него таких крепких нервов, он не смог бы с тобой общаться!

– Ты права, но нельзя думать только о себе! – сказала Суи.

Если говоришь о них как об обычной паре, во рту остается горький, тяжелый привкус.

– Где это место?

– Недалеко от супермаркета!

– Бог мой! – удивилась я. – Рядом с домом Сёдзи.

– Не хочешь туда идти? – спросила Суи.

– Почему же, я давно там не была, – ответила я.

Мы свернули с проспекта, и темная до головокружения ночь сразу же поглотила нас.

– Здесь!

Возвышающийся во мраке знакомый дом обтянут белым строительным полотном, все окна темные. «Ремонтируют или надстраивают?» – подумала я.

– Я несколько раз заходила к нему в гости, но ни разу не оставалась на ночь, потому что это было бы нехорошо по отношению к тебе, – сказала Суи.

Я посмотрела на темное здание. На первом этаже химчистка, сбоку от нее – вход. Лифта нет, пепельного цвета шероховатый трехэтажный дом. Квартира Сёдзи на третьем этаже, улица, на которую выходят окна, узкая и мирная – и ночью, и на рассвете, и в полдень. Мне было так хорошо там спать. Невыносимо хорошо – так, наверное, уже не придется.

– Я выяснила, что здесь можно выбраться на крышу, – сказала Суи.

– Здорово, – сказала я. – Как в детективе.

– Проверка мужества. Одной страшновато, – сказала Суи.

Мы молча направились к входу. Высоко в кромешной темноте эхом отзывались наши шаги. Я узнала пятно на лестничной площадке, когда увидела его в лунном свете. Как в памяти ребенка – одно только пятно.

Когда я была подростком, то мечтала здесь поселиться. Нет, не выходить замуж, даже не переезжать сюда, а просто все время быть здесь и не уходить домой. Я поднималась по лестнице, и мои мысли уносились к темным дверям. Я видела квартиру Сёдзи, словно глазами птицы, неловко пролетающей над землей.

Слева посудный шкаф.

Зеленый холодильник.

Стена, обклеенная материалами для работы.

Кровать у окна.

Бутылка с монетами.

Большой попугай.

Я была уверена, что за дверью все оставалось таким же, каким было раньше. Как дух предка, который, возвратившись на праздник О-Бон[7], разглядывает свой дом. Как сад у бабушки и дедушки, к которым я приезжала на летние каникулы (я хорошо помнила деревья и цветы в саду, но никогда не видела людей).

– Не пила, а как пьяная. У меня странный голос?

Мой голос дрожал в темноте.

– Ты пьяна воспоминаниями! – как ни в чем не бывало ответила Суи.

Мы поднялись по лестнице и вышли на крышу. Однажды я поднималась сюда запустить воздушного змея. На двери, выходящей на крышу, висел замок, и Сёдзи принес самодельную отмычку.

– У тебя есть ключ?

Суи схватила заржавевший дверной замок и, как горилла в клетке, с грохотом принялась его дергать.

– Слишком громко! – сказала я.

– Нормально! – сказала Суи, В темноте было непонятно, какое у нее лицо. Ее отчаяние меня пугало.

– Вот так, – наконец проговорила она и со скрипом распахнула дверь. Мы выбрались из запаха краски и затхлой атмосферы на свежий ночной воздух.

– Будто давно на улицу не выходила, – сказала Суи и поднялась на крышу, посреди которой стоял сломанный бак для воды. Вокруг тихий и ясный ночной пейзаж, застывший, как отраженный в озере свет.

Мы сели, Суи достала бутылку.

– Теплое, – сказала Суи и налила мне в стаканчик. – И стаканчики бумажные.

– Ничего, но они быстро размокнут, противно будет, – сказала я. Вино было красное и довольно приятное на вкус.

– Сыр будешь?

Суи достала из пакета сыр. Я взяла один кусок.

– Настоящий пир.

– Мне нравится. Летом только и попьешь на улице, да еще во время ханами[8], – сказала она те же слова, что и Отохико.

– Недавно я пила с Отохико чай на улице. Вы любите открытое пространство.