Мюнхен - [63]

Тут терпение пана шеф-редактора лопнуло и он перебил ее:

— Успокойтесь, пани Кошеракова, я сам напишу некролог. Двадцать строк и фото на полколонки. Но вам пора идти: у меня кончилось время. Зарплату получите за него за три месяца вперед. Похороните его и уедете. Куда? Везде на свете живут люди… Скажем, в Чикаго.

Пани Кошеракова вскрикнула и схватилась за голову.

— Ну хорошо, пошли… Газета должна выйти, даже если все мы тут помрем от страха… — Он поднял ее с кресла и повел к выходу.

По дороге она продолжала плакать.

Вернувшись, Лаубе позвонил швейцару:

— В другой раз сюда эту женщину, эту Кошеракову, не впускайте!

— Будет сделано, — ответил тот.

Лаубе вызвал Яна и сказал ему:

— Напишите двадцать строк про Кошерака. Распорядитесь, чтобы нашли какую-нибудь его фотографию в более молодом возрасте, где он выглядит не таким перепуганным… Гм… Через полчаса придет профессор Совак. Его посылают в Бельгию. Неизвестно почему, но я должен выплатить ему гонорар в счет будущих статей. Десять тысяч, причем немедленно… Займитесь этим. Мне придется подумать, кому передать участок народного экономиста. Румлу или Ружичке? Оба — пустое место. И какая там народная экономика? Одна комедия…

Профессор Совак появился у Яна Мартину через полчаса. Он сразу заговорил:

— Я даже не предполагал, что встречусь с вами здесь, пан коллега… Встречаемся, чтобы снова разойтись: Град направляет меня в Брюссель. Буду читать лекции о чешской культуре… Бельгия имеет большой вес. Эта страна вроде путевой стрелки: повернете рычаг — и скорый поезд идет сюда, повернете еще раз — и поезд пойдет в другую сторону. Вчера с востока вошли немцы, а завтра с юга могут войти французы, с запада — англичане, в зависимости от того, как установлена стрелка. Вот об этом я напишу для вас. Наконец-то наши господа вспомнили, что и профессора могут принести пользу для политики! Французы уже давно это осознали. Разве их институты во всех частях света не имеют политического значения? А англичане? Я еду в Бельгию с удовольствием. Покупаюсь на пляжах в Остенде, полюбуюсь готическими зданиями. В Бельгии тоже проживают два народа, ха-ха…

Ян прервал тираду Совака вопросом:

— Сколько вы, собственно говоря, хотели бы получить как профессор?

— Вам, наверное, начальство уже сказало?

— Десять тысяч?

— Да, пока только десять тысяч. Остальное получу в посольстве в Брюсселе.

— Надолго вы туда едете?

— Надолго? Наверное, там и останусь.

— Как это?..

— Видите ли, медики и учителя везде приживаются.

— Убегаете в такое время…

— Пардон, пан коллега… Я никуда не убегаю! Это плод вашего богатого воображения. — Совак закатил глаза. — От какой это опасности я должен бежать? Я никогда не симпатизировал ни Масарику, ни Москве. С давних пор мне дорог лишь ром… — Он хрипло рассмеялся над своей шуткой.

Ян позвонил в бухгалтерию и кассу.

— Передайте им, что это распоряжение Града!

— Это не интересует кассира, пан профессор… Ну что ж, ьы встретитесь там с доцентом Градской?

— С кем, прошу повторить?

— С Машей Градской.

— Ах да, с этой дамой, талантливой в области расследований. Я уже забыл про нее…

Пан Ульрих принес десять ассигнаций по тысяче крон. Совак пересчитал их.

— Какой курс нашей кроны в Бельгии? — спросил он, рассматривая деньги.

— Я не знаю… Надо посмотреть в газете. Наш народный экономист знал такие вещи наизусть. Но он умер.

— Что, пан Кошерак?.. Что с ним случилось?

— Он умер от страха.

— Было бы удивительно, если бы человек с подобным именем не умер от страха, — ухмыльнулся Совак. — Близится время заката для евреев… Сегодня большое счастье быть арийцем. Эго племя железной логики и железного вооружения. Оно завоевало половину света. Завоюет весь мир! — Совак пророчески воздел руки к небу.

— Ваша эволюция весьма любопытна, пан профессор. Я вспоминаю клементинскую аудиторию…

— Пан коллега, я остался импрессионистом… Это радостный и свежий способ восприятия. Итак, здесь десять тысяч. Все в порядке. Честь имею кланяться и выразить мое почтение вам, а также пану шеф-редактору!

Совак ушел, а Ян принялся писать некролог в двадцать строк на смерть редактора Кошерака.

51

В телефонной трубке послышался голос незнакомого человека, назвавшего себя Жиачеком.

— Алло… У телефона доктор Мартину… Кто звонит?

— Жиачек, пан доктор. Секретарь Жиачек…

— Какой секретарь?

— Секретарь председателя правительства Жиачек…

— Что вам угодно, пан секретарь?

— Это сразу трудно объяснить… Пан доктор, вы родственник доктору Регеру?

— Какой-то далекий кузен…

— Значит, я неплохо осведомлен, пан доктор. Дело в том, что английский журналист мистер Уильям Айс… поклонник господина рейхсканцлера Гитлера… мистер Айс обратился к нам с просьбой предоставить возможность взять интервью у пана президента. Я переговорил с доктором Регером. Только что доктор Регер сообщил, что пан президент не желает разговаривать с мистером Айсом. Теперь мистер Айс хотел бы переговорить хотя бы с вами…

— Извините, пан секретарь, но это в самом деле сложное дело!

— Наоборот, весьма простое. Мистер Айс, очевидно, полагает, что через вас, а затем через Регера пану президенту станет известно то, о чем он хотел ему рассказать.