— Поправлюсь, говорю, вышлю и батюшкѣ такъ скажи…
— Да, вышлешь ты… какъ же… Матушка ты моя, Царица Небесная! — отчаянно вдругъ заголосила она:- Что-же это таперича будетъ-то?.. Куда-жъ я дѣнусь-то?.. Какъ пойду этакую стужу съ дѣтьми малыми… О-о-о, головушка моя!… Говорила матушка, не ходи за него… нѣтъ, пошла!… Разбойникъ ты, разбойникъ! Кровопійца, идолъ! Ни стыда-то въ тебѣ, ни совѣсти!… безстыжія твои бѣльмы, поганыя… тьфу!..
— Лайся, лайся! На меня нонѣ ни одна собака не лаяла, ты вотъ первая…
— А ты вотъ что, — вступился опять малый, обращаясь къ бабѣ. — Я тебя научу… Гдѣ-жъ тебѣ идти… дорога дальняя… Паспортъ при тебѣ есть?
— Какой родной, паспортъ?.. нѣтути…
— Ну ладно, все одно… Иди ты прямо въ контору здѣшнюю, спроси тамъ управляющаго, набольшаго, — тамъ тебѣ скажутъ… Разскажи ему все, поклонись въ ноги, попроси хорошенько: такъ и такъ молъ… идти не могу, потому съ дѣтьми. Проси у него на машину денегъ… Скажи: мужъ, молъ, заживетъ здѣсь… заработаетъ… Все равно, скажи, коли ему отдать, — пропьетъ…такъ и скажи: дастъ!..
— О! — радостно воскликнула баба, — дастъ?!
— Дастъ!
— Не дастъ! — сказалъ кто-то.
— Дастъ! дастъ! Чай не сто рублей! — закричало нѣсколько голосовъ сразу. — Это ты, Мишъ, вѣрно, ловко придумалъ!… Иди, тетка! больше тебѣ дѣлать нечего… Дастъ… а его, гуся, отсюда не выпустятъ, пока не заработаетъ… ха, ха, ха!
Баба поправила на головѣ «шаль», взяла за руку дѣвочку и, сказавъ: «Спасибо вамъ, родненькіе!» — пошла въ дверь, не взглянувъ на мужа, стоявшаго съ краснымъ лицомъ и побѣлѣвшими трясущимися губами…
— Ребята!… наши!… Хива! — крикнулъ малый съ отчаяннымъ лицомъ, какъ только захлопнулась за ней дверь. — Ну-ка — «Сѣни мои сѣни», по бокамъ припѣвъ…
«Мужъ» какъ-то сразу очутился среди плотно обступившей его толпы молодцовъ съ Хивы… Раздался было крикъ: «караулъ»!..но сейчасъ-же смолкъ.
— Бей его, дьявола!
Я вышелъ на крыльцо… Баба шла въ гору за уголъ краснаго дома, плача и утирая рукавомъ глаза. Дѣвочка бѣжала за ней, цѣпляясь рученками за подолъ ея юбки, и тоже плакала…
— Такъ ему и надо! — подумалъ я и содрогнулся вдругъ отъ ужаса, вспомня свою жену и дѣтей. — Ты то самъ развѣ лучше его?.
Вечеромъ, послѣ ужина, состоявшаго изъ однихъ пустыхъ и мутныхъ щей, идя изъ столовой въ спальню, я чувствовалъ какую-то страшную слабость во всемъ тѣлѣ и боль въ боку… Появился кашель и ознобъ…
— Неужто воспаленіе? — съ ужасомъ думалъ я, — этого только еще не доставало… Что тогда дѣлать?..
Придя въ спальню, я засталъ своего вчерашняго знакомаго уже лежащимъ на койкѣ.
— Ну что, — встрѣтилъ онъ меня, — хорошо въ столовой?.. понравилось?..
— А вы не были?..
— Нѣтъ… Я вѣдь на правахъ больного… у меня отъ доктора записка, — что я могу проводить время здѣсь, въ спальнѣ, а не тамъ… Тамъ съ ума сойдешь безъ дѣла… Да что съ вами? вдругъ, какъ то перемѣнивъ тонъ, спросилъ онъ, глядя на меня. — На васъ лица нѣтъ!…
— Нездоровится.
— Чего нездоровится, да вы совсѣмъ больны!… Ишь васъ колотитъ. Нервы еще эти проклятые! Я ужъ знаю… Хотите, — заварю чаю?
Я хотѣлъ было поблагодарить его, но не могъ. Къ горлу вдругъ подкатился точно шаръ какой-то, и начали душить слезы…
— Ай, ай, ай! ай, ай, ай! — заволновался онъ, — вотъ это не хорошо!… Экъ вѣдь, батенька, какъ мы пьянствомъ то себѣ нервы коверкаемъ хуже бабъ дѣлаемся… Полноте! бросьте! стыдно!… Я вотъ сейчасъ чаю заварю… Попьемъ, потолкуемъ и ладно… Ложитесь пока!… Стаскивайте съ себя эту хламиду-то чортову… а я сейчасъ… О, Боже, Боже!..
Онъ досталъ изъ-подъ изголовья палочку цикорія или, по здѣшнему, «цики», отломилъ кусочекъ, кинулъ въ чайникъ, сунулъ ноги въ чюни и торопливо пошелъ заваривать этотъ «чай» въ столовую…
Я ткнулся ничкомъ на койку, изо всѣхъ силъ стараясь сдержать проклятыя слезы и боясь, чтобы кто-нибудь не поднялъ меня на смѣхъ…
Онъ скоро возвратился, и мы сѣли на подоконникъ пить «чай»…
— Вы вотъ что, — сказалъ онъ, — ступайте завтра въ девять часовъ утра въ больницу къ доктору… Докторъ здѣсь для нашего брата, рабочихъ, душа человѣкъ… Онъ васъ положитъ въ больницу… Тамъ вы обмоетесь, отдохнете, въ себя придете, обдумаете свое положеніе, нервы улягутся… Вѣдь это все отъ пьянства, да отъ этой одуряющей обстановки дѣлается… Здѣсь, батюшка, не такіе, какъ вы, а прямо съ виду богатыри, самъ я очевидецъ, плакали, какъ дѣти… Полежите тамъ недѣльку, другую, опомнитесь… Мой совѣтъ: письмо домой послать. Не бросятъ же васъ такъ, безъ вниманія. Уѣзжайте или уходите домой… Здѣсь вамъ оставаться нѣтъ никакого смысла… Во-первыхъ, работъ мало, а во-вторыхъ — скоро ли вы по двугривенному то наколотите денегъ? Вѣдь это если работать мѣсяцъ, каждый день, чего никогда не бываетъ, и тогда только — шесть рублей… Что вы на нихъ сдѣлаете?.. Домой надо, домой, домой…
— Неловко очень домой-то… стыдно…
— Стыдно… Чего стыдно? Что вы обокрали кого-нибудь, убили?.. Ложный стыдъ!. Стыдно было дѣлать такъ, а «повинную голову и мечъ не сѣчетъ»… Стыдно!. Чудакъ вы!… Да дай Богъ, чтобы побольше блудныхъ сыновъ возвращалось…
Совѣтъ этого добраго человѣка ободрилъ меня. Больница, какъ это ни странно, стала казаться мнѣ какой-то обѣтованной землей…
