Мытари и фарисеи - [2]

— Вполне!

— Вот и выполняй, а я посмотрю, сколько человек из твоей эскадрильи будет.

Полковая суета по поводу собрания быстренько превратилась в полковую беготню. А в итоге собрание перенесли на полчаса позже, потому что в клубе про­пало электричество, не работали кондиционеры, молчал микрофон. Пока перено­сили, молодой генерал Иванников, чтобы не терять времени, попросил собрать в политотдел партийных и комсомольских активистов для личной беседы. Собрали всех, кто попался под руку.

Пока генерал популярно излагал активистам задачи, стоящие перед полком в плане политико-воспитательной работы, политотдельцы вместе с дежурным по части начали искать капитана Ерохина. Подполковник Дубяйко грозился сорвать с Ерохина не только погоны.

— Найдите мне этого разгильдяя! Немедленно! Я оторву ему все, что можно оторвать! Сколько раз говорил, надо убирать его из полка, так нет, Гаврилов упер­ся: боевой офицер, по ранению летать не может, а так родине еще послужит. Где послужит? Кем послужит? А надо было под зад ногой, чтобы крылья обрел и улетел подальше. Жалельщиков развелось, — он начал материться, — вот и дожа- лелись. За срыв такого собрания, знаете, что бывает?

Подполковник Громов ухмылялся, другие офицеры штаба сочувствующе качали головой. Начальника полиотдела хотя и недолюбливали, но перечить никогда не перечили, дабы не нарваться на неприятность.

Дубяйко постоянно восседал в своем кабинете, дверь в дверь рядом с коман­дирским, встречал каждого входящего с пренебрежительной улыбкой на тонких нервных губах. Был он из молодых, растущих офицеров и давал понять окружа­ющим, что значит быть в такой должности. В полк он попал ко времени, когда мы уже оставляли Кандагар. Месяц какой-то зацепил того, чего нам оказалось с лихвой, но и этого месяца ему хватило, чтобы украсить грудь медалью «За боевые заслуги» и звание подполковника получить досрочно. Офицеры тогда косились на Гаврилова, но он лишь разводил руками, дескать, от меня здесь ничего не зависело. Ушлый Пухляк узнал, что в женах у Дубяйко родственница одного из заместителей командующего Московским военным округом: «Теперь ясно, какие ветры дуют, оранжерейный, из дикорастущих так бы не взлетел», — усмехались те, кто медаль добывал потом и кровью.

А здесь еще в составленном плане работы Ерохин возьми да и сделай перенос фамилии вопреки всем правилам грамматики: «Дуб-яйко», и принес на утвержде­ние. Дубяйко вначале размашисто вывел подпись, а когда прочел, вскипел:

— Капитан, это что такое? — он тряс стопкой листов перед лицом Ерохи­на. — Что-о, тебя спрашиваю?!

— Ваша фамилия, товарищ подполковник.

— Капитан, я тебе такую фамилию покажу, что ты у меня всех своих пред­ков вспомнишь, — он разорвал план и бросил в мусорную корзину. — Пере­делать!

Об этом с легкой руки того же Ерохина стало известно в штабе. В эскадри­лье офицеры, увидев начальника клуба, подтрунивали: «Ероха, как твои «дуб» с «яйко» поживают? Смотри не разбей, дуб покрепче будет».

Дубяйко был годами младше капитана. Но Ерохину с его средним училищем да детдомовским воспитанием на особое продвижение по службе претендовать и не приходилось. Разве что перед увольнением в запас, до которого оставалось менее года, мог получить звание майора. Поначалу он на это надеялся, даже думал, что станет им куда раньше еще там, в Кандагаре. И стал бы, окажись на месте Дубяйко иной офицер. Гаврилов же долго уговаривал нового начальника политотдела подписать представление, но тот уперся:

— Родина офицерскими званиями не швыряется, и мой долг коммуниста сви­детельствовать об этом. Я даже не знаю, по какому праву он еще в партии.

Капитан Ерохин, опрокинув стакан разведенного кока-колой спирта, сказал:

— И «дуб» гнилой, и «яйко» протухшее.

Нашлись доброхоты, которые донесли об этом начальнику политотдела, тот возненавидел своего подчиненного лютой ненавистью.

Ерохина нашли на чирчикском базаре, где он утолял жажду кумысом и был немного захмелевшим от этого благородного, не значившегося ни в каком реестре алкогольных изделий напитка.

Увидев секретаря парткомиссии майора Сорокина, он радостно воскликнул:

— Давайте-ка сюда, Петрович! И как там в песне народной поется: «Не коче­гары мы, не плотники, и сожалений горьких нет, а мы партийные работники, и с высоты вам шлем привет!» Садись, угощаю! До чего хорош кумыс. Помнится, ты уважал этот напиток.

— Послушай, Ерохин, тебя весь полк ищет! — вскипел Сорокин, которому порядком надоело мотаться в жарком чреве уазика по чирчикским забегалов­кам. — Ты знаешь, что собрание перенесено?!

— Полк, это хорошо, выходит, я полку еще необходим, — добродушно ухмыльнулся Ерохин.

— Какое там хорошо, — Сорокин суетливо забегал туда-сюда перед столом под длинным, отбрасывавшим неглубокую тень парусиновым навесом. На другом конце стола продавец ловко раскачивал бурдюк с кумысом, не позволяя застаи­ваться и нагреваться, натренированно, даже с видимым шиком наливал полные косушки, при этом ни капли не проливалось на стол, и косушки мигом разбира­лись посетителями. — Ну-ка, быстрее в машину!

— Не будем спешить, сколько на твоих кремлевских?