Мысли о смерти - [3]

Залейся водкою душа,

Прими покой бушующей гордыни,

И смертный час как анаша

Тебя сожжёт в пустыне.

Ты будешь тихо говорить

Что не любил, не думал

В толпе сто лет прожить,

Как ёж - смешно, угрюмо.

Залейся водкой, выпей спирт,

Умри как сволочь - под забором.

И пусть душа твоя болит -

Ты сдох над мокрым долом.

Откровенный секс сродни самоубийству. Под откровенным я подразумеваю нечто ниже самого низкого уровня стыдливости. В эти минуты, когда рука тянется к плети и героину, ты начинаешь обрастать щетиной дурости, похабства и гадливости. Такие ежи очень скоро начинают поедать своих партнёров.

"Мир ожидает возвращение в коммунизм и тогда этот мир облачится в красный кожаный френч, синие сапоги и фиолетовые очки. Я на дырявой лодке выйду на Волгу, сниму рубаху, пропахшую смердящей Государственной Думой, помяну добрым словом Владимира Ильича, чьи бессмертно-непостижимые труды постигаю с детства и воздух, пряный ряской и рыбьей чешуёй, одурманит меня хлеще самой шумной демонстрации 1 мая", - так думал Геннадий Андреевич, сладко засыпая перед очередными президентскими выборами, когда многие уже видели наяву его тихую кончину на загородной даче.

Добрая, ласково-надёжная жизнь, где богач и бедняк думают об одном и том же, почёсывая свой живот. Богач не доволен приростом в два миллиона долларов, а бедняк страдает мыслями о обросшем плесенью куске хлеба. Они готовы что-то менять, но Некто Высший и Непостижимый властвует над ними, давая каждому играть свою роль до конечного пункта назначения - богатого или бедного захоронения тленного тела.

Чёрный камень тяжелее белого.

Железо боится влаги; человек боится осуждения со стороны; время боится итога времён, ибо всё будет вне времени.

Я люблю смотреть бег облаков: эти седые бороды неба идеально смотрятся на синеве неба-моря. Это невозможно не любить. Но когда-нибудь, когда атом взорвётся, раковая опухоль радиации убьёт всё живое, я увижу, почувствую ногтями что-то новое, странное, невообразимое. Дай Бог бы не подавится своими кишками от этих преобразований мира, раз ничего доброго уже не явится на Божий свет.

Машины как люди также сходят с ума. В рассказе Стивена Кинга "Грузовики" горстка людей противостоит взбесившимся железякам. Та лилась кровь, были жертвы... И всё же нет преданнее помощника для прямоходящей обезьяны чем добрый механизм, в который мы всё ещё пытаемся вставить свои мозги. Я полностью уверен, что роботы станут сильнее и выше нас, но они будут бездуховны. Человек снова станет чем-то вроде животного. Вот тогда и явятся со всей очевидностью гуманоиды с других планет, роботы будут выпотрошены, и светлый разум воцариться среди обретающих цивилизационный вид землян.

"Смерть, наверное, самое лучшее изобретение Жизни. Она - причина перемен. Она очищает старое, чтобы открыть дорогу новому". (Стив Джобс)

"Любимцы богов умирают молодыми". (Плавт)

Четвёртое

Во времена правления императора Диоклетиана состоялся следующий разговор:

- Почём, крестьянин, волов продаёшь?

- За восемь монет. Добрый вол, хоть сейчас на пашню.

- Слыхал вчера один иудей говорил, что у тебя двое сдохло...

- То не у меня, а у соседа.

- Так и до тебя мор дойдёт...

- Не дойдёт, Фортуна на моей стороне!

- Не шибко то надейся на счастливый случай.

- Мне на тебя надеяться? Сколько тут всяких ходят, клянут богов из-за собственной глупости!

- Пусть вол поживёт у тебя ещё два дня, а потом я его куплю.

- Деньги давай сейчас.

- Нет, время покажет.

- Тогда катись от сюда, не создавай затор!

- Ты груб как твой осёл!

- У меня нет ослов.

- Ну, вол...

- Он такой же трудяга, как и я.

- Прощай, доброму римлянину не о чем с тобой разговаривать.

- Иди, иди, не спотыкнись. Ходят тут всякие!

- Сдохнет твой вол, вспомнишь меня.

- Мне прогнать тебя плетью?!

О, хитрый и кровожадный паучище, относящийся к жертве как к чему-то особенному, притягательному! Ты есть король, властелин тёмного леса, где прохлада влечёт к тебе ещё больше жертв. В этом лесу нет проворнее тебя, ты один имеешь терпение ждать, верить и надеется. Для тебя нет времени, твой успех всегда с тобой.

Чем выше цивилизация, тем проще умереть.

Безумного маньяка окраин Лондона искали все специальные службы, но больше всех рыскал детектив Гарэм. Утром подстригая усы, он пожелал себе дня без пули, ножа и верёвки. День был длинным и тяжёлым эмоционально: автомобильные пробки доставили много хлопот, а тут ещё капитан Джаред застрелился в своём кабинете из-за карточного долга. Но маньяка нашли; жалкий и истощённый онанизмом, он едва дышал. Гарэм хлопнул его по голове, бедняга обмочился в штаны. Столь беспомощное зрелище вырвало у детектива артрит. "Сука, сколько на душе у него жертв, а выглядит как моль зашкафная. Ну, в тюряге скоро ноги кинет!" Однако, знаменитый садист Клер Шотен прожил ещё сорок шесть лет и замучил с десяток-другой девочек и девушек в довесок к тем первым трём.

"Моя будущая мать (я её дитя во чреве) очень тонко чувствует перемену погоды: с ней в непогоду, в дождь и в снег я словно умираю в этой вдавливающейся утробе, мне не хватает кислорода, меня символично жарят на костре... Постой, бурный ветер, не смей гнать тучи, ведь я - твоё наследие, я - твоё ещё не родившееся будущее! Мать должна присесть сейчас на камень и отдышаться от долгой прогулки, иначе моя смерть придёт раньше жизни". ("30 дней до моего рождения").