Мысли к истолкованию природы - [4]

XIV. Обширную область наук я представляю себе как огромное пространство, одни части которого темны, а другие освещены. Наши труды должны иметь целью или расширить границы освещенных мест, или приумножить средоточия света. Первое свойственно созидающему гению, второе — проницательному уму, вносящему улучшения.

XV. Мы располагаем тремя основными средствами:

наблюдением природы, размышлением и экспериментом. Наблюдение собирает факты; размышление их комбинирует; опыт проверяет результаты комбинаций. Необходимо, чтобы наблюдение природы было постоянным, размышление — глубоким, а опыт — точным. Эти средства редко оказываются соединенными. Вот почему творческих умов не так много.

XVI. Философ, который, подобно неумелому политику, отыскивающему благоприятную возможность на ложном пути, часто усматривает истину там, где ее нет, уверяет, что истину невозможно постичь, как раз в тот момент, когда рука экспериментатора уже протянута наугад в верном направлении. Впрочем, следует признать, что среди этих экспериментаторов есть неудачники: один всю свою жизнь посвящает изучению насекомых и не находит ничего нового, другому же достаточно мимоходом брошенного взгляда, и он обнаруживает полипа или травяную вошь — гермафродита.

XVII. Разве мало было на свете гениальных людей? Отнюдь нет. Быть может, они недостаточно размышляют и изучают? Ни в коей мере. История наук изобилует славными именами; земля покрыта памятниками наших трудов. Почему же у нас так мало достоверных знаний? По каким фатальным причинам науки так мало продвинулись вперед? Неужели мы обречены всегда оставаться детьми? Я уже дал ответ на эти вопросы. Абстрактные науки слишком долго занимали лучшие умы и почти не принесли плодов; в одних случаях вовсе не изучалось то, что надлежало знать, в других случаях в исследованиях не было ни отбора, ни плана, ни цели, ни метода; без конца нагромождали слова, а знание вещей отставало.

XVIII. Истинный метод философствования заключался и будет заключаться в том, чтобы умом проверять ум, умом и экспериментом контролировать чувства, познавать чувствами природу, изучать природу для изобретения различных орудий, пользоваться орудиями для изысканий и совершенствования практических искусств, которые необходимо распространить в народе, чтобы научить его уважать философию.

XIX. Есть только одно средство расположить простой народ к философии; оно состоит в том, чтобы показать ее пользу. Простой народ всегда спрашивает: "Для чего это нужно?" В этих случаях никогда не следует отвечать: "Ни для чего". Он не знает, что то, что просвещает философа, и то, что полезно простому человеку, — совершенно различные вещи, так как разум философа часто проясняется чем-нибудь вредным и затемняется полезным.

XX. Каковы бы ни были факты, они составляют подлинное богатство философа. Но один из предрассудков рациональной философии заключается в убеждении, будто тот, кто не может сосчитать своих денег, никогда не будет богаче того, у кого только один экю. К несчастью, рациональная философия главным образом сопоставляет и связывает факты, имеющиеся в ее распоряжении, и гораздо меньше внимания уделяет тому, чтобы собирать новые факты.

XXI. Собирать и связывать факты — два очень трудных занятия; поэтому философы и распределили их между собой. Одни посвящают свою жизнь собиранию материалов — это полезная и трудоемкая работа; другие, гордые зодчие, спешат их использовать. Но время доныне опрокидывало почти все сооружения рациональной философии. Обреченный работать в пыли труженик рано или поздно выносит из подземелья, где он роет вслепую, глыбу, губительную для этих построек, воздвигнутых напряжением ума; они рушатся, и остаются лишь груды обломков до тех пор, пока другой смелый гений не возьмется построить из них новое здание. Счастлив тот философ-систематик, которого, как некогда Эпикура, Лукреция, Аристотеля, Платона, природа наделила сильным воображением, большим красноречием, искусством представлять свои идеи в ярких и возвышенных образах! Здание, им сооруженное, может когда-нибудь рухнуть, но его статуя сохранится среди обломков, и сорвавшийся с горы камень не разобьет этой статуи, потому что она не на глиняных ногах.

XXII. У разума свои предрассудки, у чувства свои сомнения, у памяти свои границы, у воображения свой мерцающий свет, у инструментов свои недостатки. Явления бесчисленны; причины скрыты; формы, быть может, преходящи. Всем этим трудностям, заключенным в нас самих и представляемым природой, мы можем противопоставить лишь медленно накапливаемый опыт и ограниченное размышление. Таковы рычаги, которыми философия намеревается перевернуть мир.

XXIII. Мы выделили два вида философии: философию экспериментальную и рациональную. У одной глаза завязаны, она всегда идет ощупью, берется за все, что попадает ей под руку, и в конце концов натыкается на драгоценные вещи. Другая собирает этот драгоценный материал и старается разжечь из него факел; но до настоящего времени этот мнимый факел служил ей хуже, чем ее сопернице поиски на ощупь; это и не удивительно. Опыт бесконечно умножает свои поиски и действует непрерывно; он неизменно ищет явления, в то время как разум ищет аналогии. Экспериментальная философия не знает ни того, что ей попадется, ни того, что получится из ее работы; но она работает без устали. Наоборот, рациональная философия взвешивает возможности, выносит суждения и умолкает; она самоуверенно заявляет: "свет нельзя разложить"; экспериментальная философия прислушивается к ней и молчит целые века, затем она вдруг показывает призму и говорит: "свет разложим".