Мысли - [81]

Миновав несколько кварталов, Манфред притормозил, пропуская через дорогу упитанную женщину. Она везла перед собой розовую детскую коляску. Как раз в этот момент из переулка справа выскочила шумная толпа молодых людей. Они пританцовывали под грохот магнитофона, который был в руках у длинноволосого парня в торчащей из под ветровки белой футболке, и скакали между трезубцами уличных фонарей. Потом с другой стороны улицы открылась дверь в кабачок «Нильц» и вся компания ринулась туда. Причем сопливый парень в горнолыжных перчатках и пляжных шлепанцах, а за ним и девица с нарисованным помадой на лбу третьим глазом нахально пробежались по низкому капоту машины Манфреда, ничем, впрочем, ей не навредив. Фогельвейде усмехнулся и включил на несколько секунд служебную сирену. Молодежь испуганно и быстро всосалась в подвал «Нильца».

Пригородный дом Манфреда встретил его припаркованными вокруг ограды солидными автомобилями и двумя молодцеватыми стариками. Они стояли перед входом в сад у небольшого, выложенного камнями японского фонтанчика. Въезд в гараж под домом был перекрыт, Манфред оставил машину перед калиткой. Когда он проходил мимо старичков, хрустя подошвами о гравий, те радостно приняли строевую стойку, щелкнув каблуками. Фогельвейде машинально кивнул им. Окна гостиной, детской и кухни были ярко освещены. Изнутри доносились голоса и хриплый смех.

Медленно поднимаясь по ступеням, он ощущал острое желание развернуться и уехать куда нибудь в Зиген или Кельн или на Рейн, только не чувствовать вблизи себя присутствие этих людей. Но когда Манфред представил себе, как бегают среди них его сыновья Отто и Ганс, светловолосые, серьезные не по годам мальчуганы, как хлопочет Эльза Тереза фон Фогельвейде, урожденная фон Штауффенберг, он взял себя в руки и решил, что все же лучше просто поскорее выдворить гостей, явившихся без приглашения.

В прихожей его встретил Отто с пластмассовым шлемом на голове. Он придерживал его двумя руками и вертелся перед зеркалом:

— Вот, дядя Йоган подарил.

* * *

Манфред подхватил сына на руки и вошел в гостиную, не снимая плаща. Здесь сидел в кресле Фридрих Шпет, командир инженерного полка, который ближе к концу войны стал командовать полком фольксштурма. Рядом курил сигару одноглазый Йоган Линхард — пилот планера, участвовавший в десантных операциях на Мальте и на Корсике. У окна листал какой то журнал Фритц Дитлоф фон Заукен, командир одной из тех субмарин, которые терроризировали Атлантическое побережье Соединенных Штатов. Манфред узнал его по красному, надутому затылку. У стеллажа с горшочками алоэ, герани и маленькими декоративными кактусами разговаривал с незнакомцем Вернер Гельмут фон Хафтен, председатель северного, Рейн Вестфальского отделения организации ветеранов вермахта «Валькирия», ратующей за возвращение границ Германии к линии тридцать девятого года. Увидев Манфреда, он расплылся в улыбке:

— Хайль Гитлер, дорогой мой фон Фогельвейде, какой чудный у тебя дом, какая приветливая хозяйка, какие замечательные дети!

— Чем обязан столь неожиданному визиту, герр фон Хафтен? — с каменным лицом поинтересовался Манфред.

— Мы тебе звонили весь день, но ты вечно пропадаешь на работе, — поднявшись с кресла, хрипло заявил Шпет.

Вошла Эльза с подносом в руках, на котором были кофе, домашние булочки, джем и графин коньяка:

— Здравствуй, Манфред! Вот, пока тебя не было, приготовила твоим друзьям закуску и выпивку.

Эльза поставила поднос на стол и оправила на своих широких бедрах наспех надетое вечернее платье. Гости, видимо, и ее застали врасплох, она даже не успела подвести ресницы и брови, только наскоро подкрасила помадой губы.

— Папа, дядя Йоган подарил Гансу ружье, и он теперь за мной охотится. Мы воюем!

Отто заерзал на руках отца. Шлем, не удержавшись на его голове, с треском упал на паркет и поскакал как мяч. Из за камина, в точно такой каске и с уменьшенной копией пехотного карабина К 98 наперевес, выскочил Ганс. Он был на год старше Отто и на голову его выше. Отто слез с отцовских рук и с криком:

— Вынужденное отступление за линию фронта! — бросился в детскую комнату.

Ганс перебежками двинулся за ним, приседая и щелкая противно пахнущей лентой пистонов, серпантином свисающей из карабина. Вскоре из детской послышались воинственные крики, шум борьбы и грохот разбрасываемых игрушек. Гости одобрительно засмеялись, а Фритц фон Заукен даже захлопал в ладоши:

— Вот настоящие немецкие дети!

Фогельвейде поморщился, скинул плащ на руки жене и присел на край свободного кресла, аккуратно поддернув брюки:

— Угощайтесь. Не отправлять же вас голодными, раз пришли. Это было бы негостеприимно…

Фон Хафтен подхватил наполненную коньяком рюмку:

— Предлагаю тост за хозяина дома, великолепного танкового командира и большого патриота. Прозит!

Гости оживленно загалдели, чокаясь и цепляя с тарелок закуску. Грузный, лысоватый мужчина, с которым разговаривал до этого фон Хафтен, затянул «Великую Германию». Все, кроме Манфреда, встали и нестройно подхватили:

…величественных красот твоих лесов и рек.

И нет большего счастья, чем родиться твоим сыном,