Мысль, вооруженная рифмами - [35]

«Пусть собака молчит, часовой не трубит

       И трава не слышна под ногой, —

Но священник есть там; он не спит по ночам,

       Он приход мой узнает ночной».

«Он уйдет к той поре: в монастырь на горе

       Панихиду он позван служить:

Кто-то был умерщвлен; по душе его он

       Будет три дни поминки творить».

Он нахмурясь глядел, он как мертвый бледнел,

       Он ужасен стоял при огне.

«Пусть о том, кто убит, он поминки творит:

       То, быть может, поминки по мне.

Но полуночный час благосклонен для нас:

       Я приду под защитою мглы».

Он сказал… и она… я смотрю… уж одна

       У мая́ка пустынной скалы».

И Смальгольмский барон, поражён, раздражён,

       И кипел, и горел, и сверкал.

«Но скажи наконец, кто ночной сей пришлец?

       Он, клянусь небесами, пропал!»

«Показалося мне при блестящем огне:

       Был шелом с соколиным пером,

И палаш боевой на цепи золотой,

       Три звезды на щите голубом».

«Нет, мой паж молодой, ты обманут мечтой;

       Сей полуночный, мрачный пришлец

Был не властен прийти: он убит на пути;

       Он в могилу зарыт, он мертвец».

«Нет! не чудилось мне; я стоял при огне

       И увидел, услышал я сам,

Как его обняла, как его назвала:

       То был рыцарь Ричард Кольдингам».

И Смальгольмский барон, изумлен, поражён,

       И хладел, и бледнел, и дрожал.

«Нет! в могиле покой: он лежит под землёй,

       Ты неправду мне, паж мой, сказал.

Где бежит и шумит меж утесами Твид,

       Где подъемлется мрачный Эльдон,

Уж три ночи, как там твой Ричард Кольдингам

       Потаенным врагом умерщвлен.

Нет! сверканье огня ослепило твой взгляд;

       Оглушен был ты бурей ночной;

Уж три ночи, три дня, как поминки творят

       Чернецы за его упокой».

Он идет в ворота, он уже на крыльце,

       Он взошел по крутым ступеня́м

На площадку, и видит: с печалью в лице

       Одиноко-унылая там

Молодая жена — и тиха и бледна,

       И в мечтании грустном глядит

На поля, небеса, на Мертонски леса,

       На прозрачно бегущую Твид.

«Я с тобою опять, молодая жена». —

       «В добрый час, благородный барон.

Что расскажешь ты мне? Решена ли война?

       Поразил ли Боклю иль сражён?»

«Англичанин разбит; англичанин бежит

       С Анкрамморских кровавых полей;

И Боклю наблюдать мне маяк мой велит

       И беречься недобрых гостей».

При ответе таком изменилась лицом,

       И ни слова… ни слова и он;

И пошла в свой покой с наклоненной главой,

       И за нею суровый барон.

Ночь покойна была, но заснуть не дала.

       Он вздыхал, он с собой говорил:

«Не пробудится он; не подымется он;

       Мертвецы не встают из могил».

Уж заря занялась; был таинственный час

       Меж рассветом и утренней тьмой;

И глубоким он сном пред Ивановым днем

       Вдруг заснул близ жены молодой.

Не спалося лишь ей, не смыкала очей…

       И бродящим, открытым очам,

При лампадном огне, в шишаке и броне

       Вдруг явился Ричард Кольдингам.

«Воротись, удалися», — она говорит.

       «Я к свиданью тобой приглашён;

Мне известно, кто здесь, неожиданный, спит,

       Не страшись, не услышит нас он.

Я во мраке ночном потаенным врагом

       На дороге изменой убит;

Уж три ночи, три дня, как монахи меня

       Поминают — и труп мой зарыт.

Он с тобой, он с тобой, сей убийца ночной!

       И ужасный теперь ему сон!

И надолго во мгле на пустынной скале,

       Где маяк, я бродить осуждён;

Где видалися мы под защитою тьмы,

       Там скитаюсь теперь мертвецом;

И сюда с высоты не сошел бы… но ты

       Заклинала Ивановым днем».

Содрогнулась она и, смятенья полна,

       Вопросила: «Но что же с тобой?

Дай один мне ответ — ты спасен ли, иль нет?..»

       Он печально потряс головой.

«Выкупа́ется кровью пролитая кровь, —

       То убийце скажи моему.

Беззаконную небо карает любовь, —

       Ты сама будь свидетель тому».

Он тяжелою шуйцей коснулся стола;

       Ей десницею руку пожал —

И десница как острое пламя была,

       И по членам огонь пробежал.

И печать роковая в столе вожжена:

       Отразилися пальцы на нем;

На руке ж — но таинственно руку она

       Закрывала с тех пор полотном.

Есть монахиня в древних Драйбургских

                                                 стенах:

       И грустна и на свет не глядит;

Есть в Мельрозской обители мрачный монах:

       И дичится людей и молчит.

Сей монах молчаливый и мрачный — кто он?

       Та монахиня — кто же она?

То убийца, суровый Смальгольмский барон;

       То его молодая жена.

1822

25. Шильонский узник > Повесть > (Отрывок)

I

Взгляните на меня: я сед;

Но не от хилости и лет;

Не страх незапный в ночь одну

До срока дал мне седину.

Я сгорблен, лоб наморщен мой;

Но не труды, не хлад, не зной —

Тюрьма разрушила меня.

Лишенный сладостного дня,

Дыша без воздуха, в цепях,

Я медленно дряхлел и чах,

И жизнь казалась без конца.

Удел несчастного отца:

За веру смерть и, стыд цепей —

Уделом стал и сыновей.

Нас было шесть — пяти уж нет.

Отец, страдалец с юных лет,

Погибший старцем на костре,

Два брата, падшие во пре,

Отдав на жертву честь и кровь,

Спасли души своей любовь.

Три заживо схоронены

На дне тюремной глубины —

И двух сожрала глубина;

Лишь я, развалина одна,

Себе на горе уцелел,

Чтоб их оплакивать удел.

II

На лоне вод стоит Шильон;

Там в подземелье семь колонн