Мышиная дыра - [26]

И тут Эдит проснулась окончательно.

Мне было некогда ее слушать, потому что я все время бегал то в трюм, то к синтезаторам, то в ванную, то за аптечкой, потому что мышата требовали мытья, кормежки, лечения и чтобы их устроили на отдых. Я слышал только урывками о сумасшедших Детях Грома, которым крысы дороже чего-то там и о звездолете, в котором из-за крыс людям негде разместиться, и что я ее ненавижу и изощренно издеваюсь. Но ничего не отвечал, потому что мышки меня спрашивали о разных вещах и ответить им мне казалось важнее. Только потом уже, когда все кое-как устроилось, я сел рядом с Эдит на койку, прислонился к стене, уложил уже сытую и чистую мышку-малютку себе на колени спать и говорю:

— Ну вот, если ты хочешь еще что-то сказать, говори, только недолго и не бей меня, а то я устал, — и глаза у меня закрываются сами собой.

А Эдит посмотрела на меня, сдвинув брови, потом их раздвинула, усмехнулась, сказала только: "Идиот ты несчастный, Марсэлл", — и поцеловала меня в щеку. И больше я ничего не помню, хоть убейте.

Когда я проснулся часов через десять, обнаружил, что все мои сироты собрались около меня. Мышки традиционно спят в куче, друг на друге, чтобы греться в холодных сырых подземельях — и они пришли меня греть. Я проснулся оттого, что вспотел, было жутко жарко и тесно: у меня на ногах спали пятеро самых маленьких, а рядом еле-еле уместились Близнецы и Урод, мордочками у меня на плечах и на груди. Куцему не хватило места, и он с горя грыз мой бронежилет.

У мышек очень хорошие зубы. Он ухитрился изгрызть келаврит сантиметра на три в глубину. Я испугался за его желудок и провел с ним беседу педагогического свойства, предложив в дальнейшем грызть для утешения что-нибудь съедобное. Он согласился — но вы же знаете, трудно доверять детям, которые пообещали, что больше не будут.

Эдит на койке не оказалось. Она унесла с собой одеяло и подушки. Потом я узнал, что она уходила спать в ванну — и еще немало о собственном грязном эгоизме.

Мыш, который ходил проверять посты, подгадал вернуться как раз к моему пробуждению — или будить собирался, не знаю. Обозрев моих мышат, он очень удовлетворенно пискнул:

— Ну вот. У тебя есть верные души.

Я погладил его по голове и рассказал про свой план. Мыш был восхищен. Потом мы позвали из рубки Поэта и старших детей Мыша и рассказали им тоже. Поэт пискнул:

— Стоит оды.

И я говорю:

— Сочиняй. Только — по дороге. Я надеюсь, ты пойдешь со мной. Мы начнем новую эру. А жены Мыша будут заниматься запасами еды. Запасов нужно много.

После подробных инструкций я разбудил Эдит, сообщил, что снова ухожу, немного послушал, как она ругается, попросил ее проследить за малышами, понял, что она не станет это делать, поручил малышей старшим мышатам и покинул звездолет в сопровождении двух своих старых боевых товарищей.

На сей раз мы направились к катакомбам, к крепости Крысиного Короля. С ультиматумом. Я был отлично вооружен: имел при себе бронежилет со следами зубов Куцего, фонарь, аптечку, пистолет, флягу с ромом и пачку дисков с записями нашей классической музыки.

Крепость располагалась на территории подземного завода. Своеобразное оказалось местечко. Вела туда грузовая ветка городской подземки. Шестерки Крысиного Короля эту дорогу привели в надлежащий вид: горели тут все светильники, кабели вдоль стен шли изолированные и под током, а семафоры, которые не работали, местные умельцы обмотали колючей проволокой и водрузили сверху черепа мышек.

В назидание потенциальным врагам Большого Босса.

Поэта, по-моему, вся эта бутафория не волновала. Поэт в мышином мире пользовался неприкосновенностью творческой личности — отчасти поэтому я его и позвал с собой. Но Старший Мыш нервничал, потому что он с его диссидентской натурой был Крысиному Королю, можно сказать, не потенциальным, а явным неприятелем и, к тому же, имел с ним личные счеты.

А с врагами тут не церемонились. На эту территорию не особенно часто забредали даже лояльные подданные Большого Босса, ибо охрана вторжений не одобряла — а уж оппозиционер-то точно не мог рассчитывать на снисхождение. Поэтому мы ждали стычки, а это хорошему расположению духа не способствует.

Первый патруль нам встретился минут через сорок — хотя время под землей как-то странно ощущается, поэтому точности я не гарантирую. В месте их дежурства тоннель был перекрыт баррикадой из каких-то железяк, вроде кусков рельс, сваренных между собой и довольно умело, а поверху обмотанных той самой колючей проволокой. По виду этой баррикады легко определялось, что делана она была в расчете на мышек, чтобы между рельсами, когда проход закрыт, никто из них не мог просочиться.

Но сейчас проход был открыт — кусок своеобразных таких ворот из гнутых железин отодвинут в сторону на петлях. А боевики перед воротами попрыгивали боком — показывали, что при исполнении и контролируют обстановку.

Заметили нас и приняли "на караул" — выгнув спину дугой. За оружие хвататься даже не подумали. Я понял, что нас тут точно ждут.

— Кто старший? — говорю.

Старший вышел вперед. Живописен был до невозможности — бурый, мордочка тупая и широкая, в глубоких шрамах, сам крупный и мощный. Сидя, доставал ушами мне до пояса. Вышел и пискнул: