Мышеловка а-ля 90-е - [16]

– Может быть…может быть… Серёжа, посмотри вот сюда – я тычу пальцем в зеркальную поверхность воды. – Что ты там видишь? Скажи мне, вот это лицо в отражении, похоже на лицо силовика? А моё лицо…а лица Поночки и Уксуса? А Геракл?

Буратина снисходительно улыбается.

– Славик, а ты в своей жизни много встречал ментов под прикрытием? Можешь описать как они выглядят? Может есть какой то устоявшийся образ ФСБ-шника? Даже если есть такой образ, то всё это продукт советских фильмов про чекистов.

– Ты ей тоже самое втирал? – улыбаюсь я. – Уверен, что она долго ржала, когда услышала кто ты есть.

– А вот и нет. Жанка мне сразу поверила. Она сказала, что в последнее время её возбуждают только силовики.

– Ага…силовики, которые сидят в местном КПЗ.

– Ну и что? Не забывай, что мы находимся на спецоперации и в этот город приехали инкогнито под видом алкомарафонцев и любителей приключений.

– Ага! Знала бы твоя Жанночка, что под видом алкомарафонцев скрываются самые, что ни на есть настоящие алкомарафонцы.

Я цепляюсь за никелированные перила и выползаю из бассейна.

***

Парни восприняли новость об очередном блефе Буратины как само собой разумеющееся и не придали ей особого значения. Через какие-то пятнадцать минут несколько глотков холодного пива и глубокая затяжка пряного дыма, запасы которого не иссякают у Буратины, заставляют и меня забыть о разговоре в парилке. Закутанный в белую простынь, я развалился на стуле вытянув ноги, и осоловевшими глазами наблюдаю за очередной философской баталией развернувшейся за дубовым столом.

– Миша, ну признайся, ведь так же скучно жить. Ни выпить, ни покурить, ни с бабой замутить. Сдохнуть можно в этой жизни без удовольствий. – Мычит Геракл пытаясь зубами выдрать клок из широкого бока пересушенной воблы.

– Согласен, без удовольствий нельзя. Человек без этого не может, по большому счёту он и живёт ради удовольствий. – добродушно улыбается Михаил, подпирая обросшую щёку кулаком. – Только вот удовольствия бывают разные. Часто мы принимаем за удовольствие то, что им и вовсе не является. Разве можно назвать удовольствием головную боль с утра, постоянные мысли о стакане, сигарете, или дешёвой женщине. Скорее я бы назвал это формой страдания, но никак не блаженством. Если из всего этого – Михаил обводит рукой заставленный банками с пивом стол, – вывести пропорцию, соотношение такого сомнительного удовольствия и страдания из-за желания его заполучить, то в лучшем случае выйдет один к ста.

– Значит всё это страдания? – Поночка повторяет жест Михаила, указывая на стол. – Может быть…Только если всё это убрать, что останется? Лично я не представляю себе жизни без всего этого… Это похоже на фильм советского периода, где нет ни экстремальных сцен, ни войны, ни предательства ни страсти. Ты бы стал смотреть такой фильм?

– Война, предательство, любовь это как раз настоящая жизнь, это сама по себе интересная история. Но при чём здесь выпивка и прочие вредные привычки? Это как раз то, что мешает наслаждаться просмотром интересного фильма. Это постоянно отвлекает и заставляет думать о вещах совершенно неважных и ненужных.

– Хочешь сказать, что твоя жизнь настолько интересна, и ты прямо кайфуешь настолько, что не нуждаешься в дополнительных стимулах? – Поночка недоверчиво морщится, в отличие от Геракла, который заинтересованностью ребёнка ждёт, что же ответит Михаил.

– Да, моя жизнь интересна, и я получаю удовольствие именно от неё. Вот сейчас я в интересном и даже загадочном месте и общаюсь с интересными людьми. Разве нужно что-то ещё? Причём я вас никак не осуждаю, и даже не пытаюсь наставить на путь истинный…вы сами завели этот разговор. Всё это ваша жизнь, по-своему уникальная и интересная. Поверьте, ребята, я знаю, о чём говорю. Всё это…– Михаил снова указывает рукой на стол, – я прошёл и в достаточном количестве, поэтому мне есть что с чем сравнивать…

«Не сомневаюсь, что ты прошёл огонь воду и медные трубы», – думаю я, оценивающе глядя на Михаила, который со своей монашеской бородкой и подпёртой кулачком головой походит на дедушку, учащего своих внучков уму, разуму. – «И жизнь твоя, несомненно интересна, иначе ты бы не оказался с нами в одной камере и всё же…».

– Ты меня, конечно прости, Михаил, но всё же я с настороженностью отношусь ко всяким святошам и миссионерам, пытающимся донести свет обществу. Я им не верю…

– А тебя никто и не заставляет верить им. Они ведь такие же люди и выполняют свою работу. Кто-то делает её хорошо, а кто-то на отвяжись. Кто-то проникает всё глубже в веру, а кто-то скользит по поверхности, мечтая о продвижении в иерархии, или об очередной красивой безделушке. Такие, со временем меняют веру на роскошь и становятся ещё более циничными, чем простой мирянин. Тяга к роскоши, это пожалуй самая вредная привычка и совладать с ней гораздо труднее, чем с алкоголем и наркотиками. Ты, Слава верь в Бога и в себя, священник лишь проводник.

– Ну что, Сява, съел? – басит Геракл, обнимая узкие плечи Михаила.

– Съе-ел! – я улыбаюсь и поднимаю банку с пивом. – Предлагаю выпить за нашего нового товарища. Нашей Конторе как раз недоставало такого блестящего философа. Извини, Михаил, тебе не предлагаю…