Мятные леденцы - [21]
— Да таких денег нет даже у королей Индии, а они богаче всех на свете!
— Не такие уж они богатые.
— А я тебе говорю, что они самые богатые.
— Если бы они были самыми богатыми, то ездили бы в автомобилях или летали бы на самолётах, а то ездят на слонах… — Китайцу важно было поспорить, и он мало думал о том, что говорит.
— Да ты знаешь, сколько стоит слон?
— В Индии? Ничего он там не стоит! — утверждал Китаец, как будто его родиной был берег Ганга. — Они там растут сами по себе, как у нас куры.
— Я ведь почему говорю «миллион», — спокойно объяснил ребятам Пепито, — да потому, что многие писатели получают за написанную книгу миллион… как премию.
— Вот это да! — не смог сдержать удивления Кике.
— Но дон Аугустин и не подумает столько дать, — засомневался Китаец, — тем более говорят, что учителя много не зарабатывают.
— И вообще школьное сочинение — это ещё не книга.
— Но почему же… — возразил Пепито. — Если сочинение будет большим, очень большим. Может быть, он и даст нам…
— Пятьсот тысяч песет?
— Нет, не пятьсот… Но двести пятьдесят мог бы и дать.
— Вот если бы двести пятьдесят тысяч, тогда… Да нет, всё равно мало, — подумал вслух Кике и представил себе, сколько бы он мог купить бутербродов на эти деньги, леденцов на палочках, мороженого, вафель и… — От одних этих мыслей ему сделалось плохо. — Вот так! Нужно двести пятьдесят тысяч — ни больше, ни меньше. И у нас были бы деньги, чтобы отдать дону Хоакину.
Ребята подумали, что самым счастливым днём будет тот день, когда они наконец смогут купить себе по пирожному, вместо того чтобы откладывать деньги в старую консервную банку.
— Слушай, Курро… — сказал вдруг Кике. — Ты столько читаешь, столько знаешь про разные тюрьмы и вообще иногда умеешь так складно говорить…
Курро рукой сделал жест, как бы пытаясь остановить Кике. Но тот продолжал:
— Я тебе говорю об этом прямо и откровенно… Слово даю! Ведь ты иногда говоришь, как будто стихи слагаешь. Ты, я уверен, сможешь написать нечто поразительное. Получишь премию, а мы уж угостим тогда тебя.
Да, должно быть, Кике на всю жизнь останется обжорой, хотя у него иногда появлялись и дельные мысли. Ребята ждали, что ответит Курро.
— Да что вы… Я за всё лето ни разу за городом не был… — сопротивлялся тот.
— Ну и что? Когда-нибудь ты ведь там был? Ведь был же, правда?
— Ездил я в Эль-Ретиро[2], видел там розовые плантации.
— Так ведь это то же самое. Земля, зелень, цветы…
— Нет-нет… Потом моя сестра Пили мне станет ещё больше надоедать, чтобы я писал письма её жениху.
— Маноло?
— Да.
— И ты их пишешь?
— Когда могу, тогда не пишу, а вообще-то пишу.
— А о чём же ты пишешь? Ну скажи, — приставал Китаец. Ему очень хотелось знать, о чём пишут влюблённые.
— Всякое пишу! Я особенно не стараюсь и поэтому пишу что вздумается… О футбольных матчах или вот раз написал, как папа делал укол донье Пуре, ведь бедняжка очень больна, вот-вот помрёт.
— И она не ругает тебя за это?
— Донья Пура?.. А что же она может сделать, она ведь почти не может говорить…
— Да я про твою сестру спрашиваю.
— А, вот ты о ком… Сердится она. Да что ей остаётся делать, почерк-то у меня лучше и пишу грамотнее, правильно ставлю ударения. Вот она и соглашается.
— Плохи наши дела, хуже и не бывает… — вздохнул Пепито, решив сыграть на дружеских чувствах Курро. — Ведь дон Хоакин больше ждать не станет, упрямый он как осёл. Если бы я умел сочинять стихи!.. А вот ты умеешь… Правда? Ты только вспомни о тюрьме, вспомни, что было с этим несчастным, ну, с этим, что написал «Робинзона Крузо»…
— «Давида Копперфильда…» — поправил Курро.
— Ты подумай о наших мамах… о наших сестричках, маленьких, симпатичных… Уж если попадёшь туда, хорошего не жди… И такое, Курро, вскоре случится с нами… Такие молодые — и уже в полосатых одеждах! Неужели правосудие допустит такое?!
Пепито был доволен своей речью. Говорил он искренне и убедительно. Особенно хороша была последняя фраза. Всё шло как нельзя лучше, но вдруг ему показалось, что Курро хочет отказаться писать сочинение, и тогда на помощь пришёл Китаец:
— Слушай, Курро… в тюрьме позволяют играть в футбол? — неразрешимые вопросы замучили его.
— Не думаю.
— А как насчёт еды? Есть дают много? — поинтересовался Кике.
— Есть вообще не дают! Это я знаю из верных источников! — подтвердил со знанием дела Пепито.
— Всё! Ты обязан написать сочинение и получить награду! — заявил Китаец, положив обе руки на плечи Курро.
Придя домой, Курро сказал сестре:
— Если меня будут спрашивать, меня ни для кого нет дома. Я должен работать.
Пили положила ему руку на лоб, чтобы проверить, нет ли у него температуры, и спросила, не ел ли он неспелых винных ягод, на что Курро ответил, что ягод он не ел, просто ему и его друзьям нужны деньги.
— Зачем?
— Чтобы уплатить долг дону Хоакину.
А так как сестра не отставала от него с расспросами, а времени на разные выдумки не было, ему ничего не оставалось, как рассказать ей обо всём.
— У нас были бы все деньги, если бы не Тоньо и его дружки, — закончил он свой рассказ, перечислив со всеми подробностями гнусные проделки Тоньо.
После разговора Пили задумалась, а потом, не говоря ни слова, встала, подошла к телефону и набрала какой-то номер.
