Мятежная королева - [2]

Залиндов не щадил никого, даже невиновных.

Особенно невиновных.

Когда Киву привезли сюда, ей едва исполнилось семь – и все же возраст не уберег ее от жестокости тюремной жизни. Она лучше иных знала, что дни ее сочтены. В Залиндове никто не выживает. Рано или поздно она примкнет к тысячам погибшим до нее.

Кива прекрасно осознавала, что ей еще сравнительно повезло. Заключенные, которых определяли на тяжелые работы, редко протягивали больше шести месяцев. От силы год. Киву же столь изнурительная работа обошла стороной. В первые недели ее отправили в приемный блок сортировать одежду и вещи новых заключенных. Потом из-за вспышки болезни, унесшей сотни жизней, освободилась другая позиция, и Киву отправили работать в мастерскую, чистить и подшивать форму надзирателей. Пальцы у нее кровоточили и покрылись мозолями из-за бесконечных стирок и шитья, но даже тогда в сравнении с другими ей было не на что жаловаться.

Кива с ужасом ждала, когда же ее велят перевести на каторгу, но приказ так и не поступил. Вместо этого она попала в лазарет: ее назначили туда после того, как она спасла одного из надзирателей, посоветовав ему припарку от заражения крови, которую бесчисленное множество раз делал ее отец. Спустя два года единственного напарника Кивы по лазарету казнили – он распространял среди сломленных заключенных ангельскую пыль. Тогда двенадцатилетнюю Киву и назначили на его должность. В числе новых обязанностей было и вырезание метки Залиндова на коже новоприбывших, и надо сказать, она по сей день ненавидела это делать. Однако Кива знала, что откажись она – и гнев надзирателей падет не только на нее, но и на новых заключенных. Она очень быстро это уяснила, а шрамы на спине постоянно ей об этом напоминали. Киву бы до смерти засекли розгами, будь в то время в тюрьме хоть один человек ей на замену. Сейчас же, однако, на ее место быстро бы нашли кого-нибудь еще.

Она всего лишь расходный материал, как и все остальные узники Залиндова.

Волосы мальчишки торчали беспорядочными клочьями, когда Кива наконец отложила ножницы и потянулась за бритвой. Иногда хватало срезать самые спутанные пряди, а иногда волосы новоприбывших сбивались в кишащие вшами колтуны, и проще было сбрить все подчистую, чем потом спасать тюрьму от нашествия этих маленьких тварей.

– Не волнуйся, они потом отрастут, – мягко проговорила Кива, вспоминая собственные волосы, черные как ночь, которые точно также сбрили в первый день и которые теперь спадали ей на спину.

Но несмотря на ее попытку успокоить мальчика, тот продолжал дрожать, и Киве приходилось быть предельно аккуратной, чтобы случайно не задеть его бритвой.

Ей хотелось рассказать, что его ждет за стенами лазарета, но даже если бы надзирательница в дверях не сверлила ее взглядом, Кива знала, что не ей этим заниматься. Всем новоприбывшим на первые дни назначали в наставники другого заключенного, чтобы тот рассказал им о Залиндове, предупредил обо всех опасностях и пояснил, как выжить в этом месте. Если, конечно, новый узник того хотел. Некоторые желали только умереть – они потеряли всякую надежду еще до того, как прошли через железные ворота и оказались среди бездушных известняковых стен.

Кива надеялась, что мальчик еще не сдался. Ему понадобятся силы, чтобы пережить то, что его ждет.

– Готово. – Кива опустила бритву и отступила на шаг, чтобы осмотреть мальчика. Лысым, с широко распахнутыми глазами, впалыми щеками и торчащими ушами он выглядел гораздо младше. – Ну что, не так страшно, как казалось?

Он посмотрел на Киву так, точно она вот-вот перережет ему горло. Она привыкла к этому взгляду, тем более от новеньких. Они пока не знали, что Кива одна из них, такая же рабыня прихотей Залиндова. Если мальчик не умрет сразу, он еще вернется в лазарет и поймет, что Кива на самом деле на его стороне и всеми силами будет стараться ему помочь. Так же, как она старалась помочь всем остальным.

– Закончили? – раздался со стороны двери голос надзирательницы.

Кива сжала в руках бритву, но тут же заставила себя расслабить пальцы. Не хватало еще, чтобы надзиратели учуяли в ней искру бунтарства.

Кива была безучастна и покорна. Только так она могла выжить.

Многие над ней за это глумились, особенно те, кто в ее помощи не нуждался. Одни звали ее залиндовской сукой. Другие шипели вслед: «бессердечная резчица». Но худшим из ее прозвищ было, пожалуй, «принцесса смерти». Кива не могла их винить, и именно поэтому их слова ранили глубже всего. Ведь, по правде говоря, многие прибывшие в лазарет обратно уже не возвращались, и винить в этом можно было лишь Киву.

– Лекарь? – снова напомнила о себе надзирательница, на этот раз настойчивее. – Ты закончила?

Кива коротко кивнула, и вооруженная женщина, покинув пост у двери, вошла в комнату.

Надзирательницы в Залиндове встречались нечасто. На каждых двадцать мужчин приходилась, наверное, всего одна женщина, да и те редко задерживались в тюрьме надолго. Эта надзирательница появилась здесь совсем недавно, Кива впервые встретила ее всего несколько дней назад и сразу же обратила внимание на наблюдательные янтарные глаза, столь холодно и бесстрастно взирающие с молодого лица. Кожа у нее была на пару оттенков светлее чернейшего из черных – скорее всего, женщина родом откуда-нибудь из Джиирвы или Хадриса, что славились умелыми воинами. Стрижена очень коротко, почти наголо, а с одного уха свисала нефритовая сережка в форме клыка. Не очень-то умно – вдруг кто-нибудь попробует ее оторвать? Впрочем, надзирательница держалась со спокойной уверенностью, а ее форма – кожаная куртка с длинными рукавами, штаны, перчатки и сапоги – едва ли скрывала крепкие мышцы. Вряд ли какой заключенный рискнет связаться с этой молодой женщиной, а если такой смельчак и найдется, то поездка в морг ему обеспечена.