Мясной соус из вяленой говядины - [2]

— Ради бога, оставь кошку в покое, черт подери, — не выдержала мать, швыряя деревянную ложку обратно в котел с бефстрогановом, — не то я сама тебе рожу расцарапаю. Вырядил животину, будто последнюю шлюху-дешевку. Сними с нее эти тряпки и отпусти на волю, иначе она вообще сбежит, как предыдущая.

Поправив свободной рукой очки, я напомнил, что предыдущая кошка попала под машину.

— Так она намеренно под колеса кинулась, — заявила мать. — У нее другого выхода не было: когда мы были в гостях у Кеннеди, ты довел ее до самоубийства, заставляя есть «превосходную грудинку» или что ты там трендел. Ну, отпусти сейчас же! Потом сбегай на задний двор и уговори сестер вылезти из канавы. Заодно разыщи отца. Если он не лежит под машиной, то скорее всего занимается отстойником. Скажи, пусть они лучше бегут к столу со всех ног, не то получат на ужин хорошую взбучку.

Не сказать, чтобы мы были бедны. По словам родителей, далеко не бедны, но не настолько далеко, чтобы удовлетворять все мои потребности. Мне хотелось жить в доме, окруженном не забором, а крепостным рвом с водой. Чтобы крепко спать по ночам, мне нужен был аэропорт, носящий наше имя.

— Ты настоящий сноб, — твердила мать. — Отсюда все твои закидоны, это ясно как дважды два. Я росла среди таких же субъектов, и знаешь что? Я их на дух не переносила. Как и все нормальные люди.

Жили мы не скудно: дом, машины, поездки на каникулы, но мне всегда и всего было мало. Где-то в ходе событий случился серьезный сбой, и из-за этой ошибки мне выпала другая, совершенно неприемлемая жизнь, но я не отчаивался, надеясь, что вот-вот рука в белой перчатке нажмет на кнопку звонка и появится подлинная моя родня.

— Слава Тебе Господи! — радостно воскликнут они, бросая в воздух шляпы-цилиндры. — Наконец-то мы отыскали вас, лорд Чисселчин!

— Ничего такого тебе не обломится, — убеждала меня мать. — Уж поверь мне, если б я решила украсть ребенка, я бы выбрала такого, который не лезет мне в печенки всякий раз, когда я по рассеянности оставляю пальто на диване. Сама не знаю, как оно так получилось, но ты — мое дитятко. Если это обстоятельство тебя сильно огорчает, можешь себе представить мои переживания на сей счет.

Обычно, пока мать затоваривалась в ближней бакалее, я болтался у входа в магазин, в надежде, что какая-нибудь богатенькая пара затолкает меня в багажник своей машины. Часок-другой меня, наверно, помучают, но, узнав, что я отлично управляюсь с железной клюшкой для гольфа, они конечно же снимут с меня оковы и заключат в объятия как родного сына.

— Что, никто не позарился? — всякий раз интересовалась мать, выкатывая груженую тележку на автостоянку. — Неужели ты не знаешь бездетных пар? — в ответ спрашивал я. — Но чтобы с бассейном или собственным реактивным самолетом.

— Кабы знала, тебе первому сообщила бы. Мое недовольство жизнью росло с появлением каждой новорожденной сестрицы.

— Сколько-сколько детей в вашей семье? — изумленно вопрошали учителя. — Надо полагать, вы католики. Верно?

Мне казалось, что к Рождеству мать каждый год снова была на сносях. В уборной вечно высилась гора грязных пеленок, а ко мне в комнату то и дело забредали на неверных ногах карапузы и немедленно вносили беспорядок в мои коллекции раковин и винных бутылок.

В чем конкретно крылась причина такой детообильности, мне было невдомек, но из подслушанных соседских разговоров я понял, что мать не умеет что-то такое контролировать. Стало быть, она виновата в том, что у нас нет загородного дома с эркерами и теннисным кортом над обрывом. Вместо того чтобы добиваться высокого положения в обществе, она предпочла плодить детей, один чумазей другого.

И только когда она объявила, что беременна шестым ребенком, до меня дошла вся сложность ее положения. Днем я зашел к ней в спальню и обнаружил, что она ревмя ревет.

— Ты огорчаешься из-за того, что еще не пропылесосила цокольный этаж? — спросил я. — Если хочешь, я могу взять это на себя.

— Знаю и очень благодарна тебе за готовность помочь. Нет, я огорчаюсь, потому что… Черт, потому что у меня будет ребенок, но, клянусь, это уж точно последний. После родов потребую, чтобы мне перевязали трубы, а узел запаяли наглухо, чтобы уж на всю жизнь.

Я не имел ни малейшего представления, о чем она толкует: труба, узел, паяльник… Но я исправно кивал, будто мы с мамой заключили тайное соглашение, которое позже будет заверено кучей юристов.

— Ладно, пусть, в последний раз, но мне понадобится твоя помощь.

Она все еще горько плакала, отчаянно хлюпая носом, но меня это не смущало и не пугало. Глядя на ее тонкие, закрывшие лицо руки, я понял, что ей нужен не просто добровольный уборщик. Да, я стану для нее тем, кто ей нужен: слушателем, советником по финансовым вопросам, даже другом. Всем этим и даже больше, поклялся я, а взамен хочу двадцать долларов и расписку, пожизненно гарантирующую мне отдельную спальню. Вот каким я оказался любящим сыном. Сознавая, какая ей выпала удача, мать вытерла мокрое лицо и пошла искать свой кошелек.