Один из недостатков жизни в Париже — это то, что люди частенько называют тебя экспатриантом, иногда даже сокращая термин до более раздражающего «экс-пат». Они подразумевают, что всякое в жизни может занести тебя в Лондон или на острова Св. Китта, но раз уж ты живёшь в Париже, это должно быть именно потому, что ты ненавидишь Соединённые Штаты. Ну что я могу на это сказать? Тут конечно могут существовать банды оборотней, вынашивающих секретные планы сбросить своё бывшее правительство, но я с ними пока ещё не столкнулся. Наверное мы шоппимся в разных бутиках. Те американцы, с которыми я тут подружился, вовсе не ненавидят Соединённые Штаты, a просто предпочитают Францию по разным причинам. Некоторые из них сочетались браком с французом или француженкой, или приехали по работе, но никто из них не выставляет своё переселение как политический акт.
Так же как и меня, моих друзей-американцев иногда призывают защищать свою родину, обычно на коктейльных вечеринках, где все уже выпили немножко больше, чем нужно. Как только Соединённые Штаты сделают что-то, что не нравится французам, люди вокруг меня начинают вести себя так, как будто это всё моя вина. Меня всегда застаёт врасплох когда хозяйка вдруг начинает меня обвинять в нечестном обложении пошлинами её говядины. «Погодите секундочку», думаю я. «Неужели это я натворил?» Когда бы моё правительство ни отказалось подписать какое-либо соглашение или ни вело бы себя в НАТО вызывающим образом, я уже перестаю быть просто американским гражданином, но становлюсь самой Америкой, со всеми пятьюдесятью штатами и Пуэрто Рико, сидящей за обеденным столом с каплей соуса на подбородке.
Во время слушаний в Сенате по делу об импичменте Клинтона, моя учительница французского частенько укоряла меня в классе: «вы, американцы, такие пуритане!» И мои одноклассники, граждане Азии и Европы, с ней тут же соглашались, в то время как я думал про себя «неужели?» Я уверен что такая репутация является частично заслуженной, но как же могли мы быть настолько целомудренны, когда почти все кого я знаю участвовали, и не по разу, в оргиях?
Я никогда не задумывался как американцы предстают для жителей зарубежья, до тех пока я не приехал во Францию, где от меня ожидалось выглядеть и вести себя определённым образом. «Ты не должен курить,» — говорили мне одноклассники. «Ты же из Соединённых Штатов.» Европейцы ожидали что я буду регулярно вытирать руки санитарными салфетками из пакетиков и автоматически отказываться от непастеризованных молочных продуктов. И тот факт что я худой приписывали тому что я только что сбросил 50 фунтов, которые традиционно смягчают стандартную американскую жопу. Если я вёл себя вызывающе, это воспринималось как должное, а если нет — то это было по их мнению скорее всего из-за Прозака.
Где эти люди понабрались таких понятий и насколько они справедливы? Я задавал себе подобные вопросы, когда я вернулся в Соединённые Штаты на турне по двадцати городам, после девяти месяцев прожитых во Франции. Самолёт даже ещё не покинул Париж, когда мой сосед из Нью-Йорка повернулся ко мне и спросил сколько я заплатил за свой авиабилет в оба конца. Американцы очень известны своими беседами о деньгах, и я прикладываю все усилия, чтобы не подмочить эту репутацию. «Угадай сколько я заплатил за твой подарок на День Рождения?» — спрашиваю я. «Скажи, сколько ты платишь за аренду квартиры?» «Сколько тебе стоило удалить это лёгкое?» Я ужасаю французов всякий раз когда открываю свой рот. Они считают такие вопросы делом приватным или же просто хвастовством, но для меня они совершенно нормальны. Надо же о чём-то разговаривать, и деньги, кажется, заполняют нишу в разговорах с той поры когда люди перестали обсуждать Конституционную Конвенцию 1787-го года.
В течение моих пяти недель в Соединённых Штатах, я провёл много времени в самолётах и в ожиданиях в аэропортах, где имидж американцев как усердных трудяг был у всех на виду. Большинство пассажиров явно соответствовали этому стереотипу, в то время как работники аэропорта воевали с ним до последнего. Когда я стоял в длинных очередях, я легко осознал почему мы заслужили репутацию дружелюбных и разговорчивых людей. Беседы тут вращаются вокруг некомпетентности работника за кассовым аппаратов или компьютерным терминалом, но даже когда они опаздывают, большинство путешествующих проявляют терпение и доброту характера, и более склонны подходить к проблеме с юмором, чем руганью. Люди выражали надежду, что могут-таки попасть на свой рейс, что прилетят по расписанию, и что их багаж в конце концов к ним присоединится в пункте назначения. Поскольку мы представляемся неустанно позитивными, наши собственные ожидания существенно понизились как следствие.
Я долго думал об американском оптимизме во время перелёта из Чикаго в Сан-Франциско, смотря один из видеожурналов, склеенных из новостных репортажей прошедшей недели. В нём были стандартные репортажи озаглавленные «Насколько они безопасны», сфокусированные на пластиковых вилках и картонных коробках, продолжаемые новейшим исследованием, неопровержимо доказывающим что те кто спит в носках живут в среднем на пять часов дольше, чем остальные. Затем начался сегмент, повествующей о социальной программе в Нью-Йорке, которая знакомила бездомных с великими произведениями искусства. Рассказ начинался с утончённой женщины-искусствоведа, стоящей перед полотном Рембрандта, обращающейся к группе небритых мужиков в рогожах. Она рассказывала им об игре светотени. Женщина акцентировала эмоции, которые вызывает мрачная палитра художника, и глаза её блестели от избытка чувств. В последующем интервью один из мужиков признал, что картина ему понравилась, сказав «Да нормальная такая картинка». Потом в камере появилась опять женщина-искусствовед, которая объяснила, что наслаждение искусством является некоей формой терапии, которая поможет этим бездомным встать на ноги. Вот вам и пример сумасшедшего оптимизма спаренного с наивным, но популярным убеждением, что несколько часов терапии могут излечить всё что угодно, начиная с хронического ожирения и кончая жизнью за чертою бедности. Конечно всегда приятно провести несколько часов в тепле, но та женщина глубоко заблуждалась, думая что те мужики предпочтут Рембрандта парочке рубелей.
