«Мягкая сила», «цветные революции» и технологии смены политических режимов в начале XXI века - [21]

Большое значение в ходе «цветных революций» оппозиционерами уделялось созданию благоприятного информационного поля. Оппозиционные СМИ (чаще всего финансируемые из-за рубежа) старались предстать в образе независимых и беспристрастных участников событий, при этом методично критикуя изъяны правящего режима. С другой стороны, различные оппозиционные шествия, флэш-мобы, «кольца», разного рода акции, постоянно транслировались на оппозиционных каналах телевидения и Интернет-ресурсах. Исключительно важной в этой связи стала работа с неправительственными аналитическими центрами и центрами социальных исследований, способствовавшая достижению необходимого информационного эффекта. Одновременно происходила глубокая проработка методологической базы протестного движения, уделялось большое внимание вопросам подготовки к массовым выступлениям. Стимулировался рост недоверия к государственной власти и выборной системе. Информация такого рода сопровождалась заявлениями заинтересованных лиц, либо неправительственных организаций, имевших определенный авторитет.

Через традиционные СМИ и Интернет население, преимущественно молодое, воспринимало продукты «мягкой силы» Запада, рекламировавшие идеалы западного образа жизни, которые противопоставлялись атмосфере отсталости, нищеты, коррупции, бесперспективности и диктатуры в их собственных странах. В событиях «арабской весны» и «Евромайдана» особую роль сыграли новые информационные технологии — социальные сети Facebook, Twitter и другие. Именно они не только пропагандировали западные ценности, но и провоцировали и синхронизировали массовые антиправительственные выступления, выступая в качестве «спускового крючка» протестной активности, особенно после попыток блокирования связи или значительного ограничения трафика со стороны властей.

Одним из самых эффективных приемов «цветных революций» стало использование технологии «политического спектакля», то есть создания обстановки максимально «грязных» выборов с целью создания всеобщего ощущения их фальсификации или несправедливости, что вело к делигитимизации выборов (в более широком смысле речь шла о делегитимизации режима в целом). Причем подготовка к этому начиналась задолго до самих выборов. После же достижения некоторой критической величины нарушений на самих выборах, которую могла спровоцировать любая из сторон, исход голосования уже не поддавался надежному выяснению, и разрешение возникшего конфликта выносилось на улицу. Оппозиция, как правило, апеллировала к данным экзитполов, проводившихся близкими к ней социологическими службами и НПО в день выборов. Разумеется, их результаты однозначно говорили о победе оппозиционного лидера, что совершенно не совпадало с данными официальных избирательных комиссий. В практическом плане это лишало любого из избранных кандидатов легитимности, а сама функция легитимизации возлагалась на какую-либо стороннюю инстанцию, иначе говоря, превращалась в вопрос внешнего признания. Одной из форм продолжения подобной деятельности, как показала практика, могло стать непризнание итогов голосования с активизацией выступлений оппозиции, увеличением числа митингующих, а также одновременным объявлением того, какой результат выборов будет признан законным.

В этой связи надо отметить и такой важный механизм «цветных революций», как воздействие на чувства и эмоции. Он основывался на известном в психологии принципе ценностно-символического противопоставления («мы и они») и заключался в переносе политического смысла на чисто моральные категории, близкие и понятные обычному человеку, — справедливость, свобода, верность, борьба добра со злом, вера в светлое будущее. Придание «революционной» патетике героико-романтического и патриотического ореола способствовало эффекту «эпидемии чувств», что приводило в итоге к многократному увеличению числа сторонников движения. Как это не кощунственно звучит, но порой сам факт пролития крови и гибели людей, особенно невинных, обладал исключительно сильным эффектом воздействия на сознание, воображение и чувства не только сторонников «революционного движения», но и увеличивающегося числа сочувствующих. Большую роль здесь играла технология формирования в массовом сознании уверенности в «неминуемой победе» и мысли о том, «народ победить нельзя»[104]. В ряде «цветных революций» особый акцент был сделан на разжигании агрессивной этничности. Оно имело целью сплочение наиболее радикальных социальных групп на основе этнической или национальной принадлежности, а также придание им статуса «локомотива» революционного движения. В Грузии и Украине, например, отличительной особенностью подобных движений была их антироссийская направленность. При этом ядром актива для уличных акций подчас становились именно националисты и экстремисты (в ходе Евромайдана это был «Правый сектор», а в случае с Египтом в 2011 году — «Братья-мусульмане»), а в руководстве оппозиции тон, как правило, задавали либеральные политики, также не чуждавшиеся идей национализма.

Формирование символа протестного движения также имело важное психологическое значение, одновременно выступая средством общения и идентификации единомышленников. Для быстрого и максимально широкого охвата населения в технологиях «цветных революций» активно использовались демонстрации элементарного цветового или графического знака. Так, сжатый белый кулак в круге на черном фоне был замечен в символике почти всех «революций». Большое значение имел также выбор «цвета» «революции», который являлся принципиальным рычагом мобилизации протестного движения. Например, оранжевый цвет сыграл колоссальную роль в сплочении протестующих и конечной победе украинского «Майдана» в 2004 году. Вообще, проработка геральдической составляющей была выполнена на достаточно высоком уровне. В разрабатываемых логотипах большое внимание уделялось историческому и политическому контексту, подчеркивались национальные, либо наднациональные символики. Не вызывает сомнения, что над выбором цветов и символов оппозиции активно работали психологи и другие специалисты по нейропрограммированию. Р. Хелви отмечал, что ношение похожей одежды и символов — психологические опоры, которые обеспечивают зрительную ассоциацию с другими, кто разделяет те же ценности и убеждения