Мы живём на границе - [5]

И выход тут только один: сделать так, чтобы человечество вышло в космос на поиски новых миров. Но это опасно для тех, кто сделал эту винтовку, — он подбросил в руках М16, — потому что неизвестно, как захотят жить выбравшиеся в иные миры люди. Вдруг не по демократическим правилам? Может, они царя захотят, или совет племен? — по рядам пробежал смех. — А что смешного? Я и не шучу… Вот и остается "обустраивать жизнь", по одежке протягивать ножки вместо того, чтобы сшить другую — вырос ребенок, штаны малы стали, так можно ему ноги по колено отрубить… — снова смех, и снова Скиба всех одернул: — Опять не шучу. Вот эту штучку изобрели, чтобы других учить, как жить… И в процессе исторического развития мира может случиться так, что она к вам в руки попадет, а что с ней делать — вы и не знаете, поэтому давайте учиться. Итак…

…Дождь перестал во время лекции, почти сразу выглянуло солнце, очистилось небо и начала бешеными темпами сохнуть земля. После уже близкого полдника намечались спортивные игры, но вынырнувший, как чертик из шкатулки, Лукаш объявил:

— Сегодня ночью конное патрулирование — Семага, Авилов, Микич, Баразов, готовьтесь.

Вообще-то Глеб ничего против конного патрулирования не имел, но по уже усвоенной привычке "старого солдата" — жаловаться всегда и на все — вздохнул:

— Доля казачья, блин…

Предполагалось, что Лукаш не слышит, но он заметил:

— Казак изначально доброволец. Это остальные могут рассуждать о доле и недоле, а раз уж угораздило родиться казаком…

— То терпи, — заключил сидевший верхом на турнике Володька Баразов. Глеб посмотрел на него снизу вверх и сказал, оттопырив губу:

— Ты вообще молчи, лицо кавказской национальности.

Рыжий, как огонь, Володька выкатил глаза, схватился за рукоять воображаемого кинжала и зловеще сказал, чуть не упав с перекладины:

— Кыровний мэст будэт, да? Ты мнэ аскарбыл, вах?!

— Это ты с каким акцентом? — поинтересовался Мирослав. Володька завопил скандально, предусмотрительно подбирая ноги:

— Понаехали сюда разные сербы! Без них жили и дальше бы жили! Мигранты, на … ой!!!

— Слезай и иди готовиться, коренной житель, — Лукаш невозмутимо сунул за голенище сапога нагайку, рукоятью которой невежливо ткнул Володьку в зад. Вообще-то неразлучная четверка с улицы Прудниковской в самом деле представляла собой странноватое сообщество. Глеб Семага и Петька Авилов были «коренные» святоиконниковцы, чьи предки жили тут чуть ли не с семнадцатого века, хотя внешне Глеб больше походил не на казака, а на парня из средней полосы России — высокий, светло-русый и сероглазый в противоположность коренастому и смуглому Петьке, щеголявшему роскошным темным чубом. Баразовы перебрались сюда в первой половине девяностых из охваченной войной Южной Осетии, а их средний сын Володька внешне скорей смахивал на "истинного арийца" — он был рыжий, голубоглазый и по характеру (если не придуривался) куда флегматичней своих русских друзей. А уже осенью 99-го судьба закинула в эти места бывшего офицера югославской армии Микича со всей семьей. Тогда, шесть лет назад, "старожилы Прудниковской улицы" для начала здорово отколотили тонколицего черноволосого пацана с большими, словно с иконы, синими глазищами и смешным именем «Мирослав». Тот не стал жаловаться и вздул обидчиков по одиночке, пользуясь отцовскими уроками, после чего ребята стали дружить вчетвером, являя собой типично казачий коллектив — ведь всем известно, что — первоначально в казаках были не только русские и украинцы, но и поляки, татары, ногайцы, калмыки, кавказцы, немцы, французы и вообще черт знает кто. В том числе и немало сербов…

…Глеб уже собирался отправиться в палатку, когда его перехватила Любка Запольская. Придерживая его для верности за рукав, она с безразличным любопытством спросила:

— А кто этот новенький, Глебка?

Глеб мысленно передернулся. Он терпеть не мог, когда его называли «Глебкой» Поэтому он практически так же безразлично отозвался:

— А, этот… Прынц датский. Ночью на белом жеребце прискакал, говорит — ищет Любовь. В смысле — девчонку с таким именем, ему в замке давно такая нужна — посуду мыть и ковры пылесосом чистить. Я ему про тебя сказал, он ночевать напросился…уйй, бо-она!

Последнее вырвалось у Глеба не столько от боли, сколько от неожиданности — Любка, выдернув из-за голенища высокого изящного сапога нагайку, ткнула мальчишку в солнечное и ушла, бросив через плечо:

— Трепло.

— Дура, блин… — пробормотал Глеб, потирая диафрагму. И обернулся — на плечо ему легла рука Лукаша. Вид у подъесаула был почему-то виноватый. Он пожевал ус и сказал негромко:

— Глебыч, тут такое дело… Сейчас этот ко мне подходил парнишка, ну, Сергей… Он с вами просится.

— Во, — Глеб заморгал. — Да мы что, в ночное, что ли, едем? У нас дело, а он не казак даже…

— Ну… — Лукаш развел руками. — Очень просится. Чего ему в лагере сидеть? Ты сам подумай…

— Да мне-то, собственно… — пожал плечами Глеб. — Он верхом хоть умеет?

— Не знаю я.

— Ну спасибо вам, Дмитрий Данилыч, — сердито поблагодарил Глеб, хлопая о колено кубанкой. — Не, мне его жалко и все такое… Ну, я не знаю. Пусть господин войсковой старшина решает.