Мы здесь живем - [2]

Мои родители мечтали о своем собственном домике, чтобы уйти из этого муравейника. Но на покупку дома нужны были деньги, а скопить их на отцовском заработке они не могли: его едва хватало на питание, протянуть от получки до получки. Безвыходность положения заставила отца решиться самому построить себе дом. Он выписал бесплатно от железной дороги шлаку на дом и купил для этого цемент. Так что основной материал ему обошелся сравнительно дешево. Рабочие руки были свои: сам он мог быть и бетонщиком, и землекопом, плотником и столяром. В помощниках у него были мы с матерью: мне к тому времени уже было пятнадцать лет, и копать землю, таскать и мешать раствор, пилить на пару с отцом я уже мог. Так, году в 1954-м мы и «въехали» в собственный дом. Был он размером пять метров на восемь: кухня и комната. И все это на четверых!

Мне пришлось пожить в родительском доме всего лишь год с небольшим. Мне не было еще восемнадцати, как я соблазнился на самостоятельную жизнь и по комсомольской путевке от Барабинского райкома комсомола поехал на строительство Новосибирской ГЭС. С этой поры жильем мне было место в общежитиях, гостиницах, домах колхозника. А попав потом в ГУЛАГ, я познал прелесть «отдельного спального места» на голых нарах, а иногда и просто на цементном полу у параши. До ГУЛАГа и в перерывах между посадками туда я имел несколько раз вольное жилище. Им были углы, а то и просто кровать в одной комнате вместе с хозяевами. В лучшем случае (Александров, 1967–1968 годы) стенами, отделявшими меня от хозяев, служили занавески, с воздушной звукоизоляцией.

На четвертом десятке жизни я обзавелся семьей. Обзавестись семьей у нас пока что (тьфу, тьфу, чтоб не сглазить!) не проблема. Как говорится, было б желание. Но как быть с жильем?! Так же отделяться от хозяев занавеской? Но ведь будут маленькие дети с писком, горшками, пеленками: ни один частник не пустит с таким приданым к себе на жительство. Это я уже знал наверняка. Где же выход? На квартиру или хотя бы на комнату от государства я не мог рассчитывать: настоящие советские люди и те стоят за этим в очередях по десять лет! А мне куда уж!

Но я считаю себя очень везучим в жизни. Мне действительно везет во всем. Повезло и на этот раз с жильем. Нашел я себе работу в Тарусском районе Калужской области в Петрищевском лесничестве. Меня приняли лесорубом в бригаду на лесозаготовку. Поселок лесничества находился около деревни Петрищево, и в нем было несколько древних бараков, в которых жили рабочие лесничества. В одном из них освободилась квартира: кто-то из рабочих увольнялся и уезжал в другое место жить. Вот мне и предложили занять эту освободившуюся квартиру. Рад я был этому несказанно. Еще бы! Заиметь казенную квартиру ни с того ни с сего!

Осматривали мы это свалившееся нам как с неба жилье вдвоем с Ларисой. И никакие изъяны этого трущобного жилья не могли испортить нам нашего счастливого настроения. Что же все-таки за жилье отвалило мне родное государство?

Как я уже сказал, бараки здесь были древними: трухлявые стены, прогнившие полы, провалившиеся крыши. Электропроводка была настолько обветшалой, что районная электросеть уже несколько раз отключала поселок от электричества из-за опасности возникновения пожара. Но всякий раз лесничий ехал в Тарусу, с кем-то там выпивал, как-то замасливал-умасливал кого надо, и в поселке снова горел свет.

При осмотре квартиры мы с Ларисой подсчитали, что для того, чтоб хоть как-то привести это жилье в пригодное состояние, нам нужно и денег затратить, и дней десять хорошо поработать. Квартира состояла, как и у всех тут, из двух помещений: комнаты и кухни. Но обе эти половинки были большого размера: каждая метров по двенадцать. Вообще-то это была одна большая комната, в которой посредине стояла большая печь. Тонкая перегородочка из досок от стены до печки и разделяла ее пополам. Перегородка эта не была сплошной до потолка, так что сверху комнаты не были изолированы. Стекол в окнах почти нет, пол весь в дырах, и ночью мы обнаружили, что здесь полно крыс. Они бегают по комнатам, шныряя из дырки в дырку. А еще они всю ночь беспрестанно бегали в стенах. Дело в том, что барак построен из толстого круглого леса. Снаружи он не оштукатурен, а изнутри обит сухой штукатуркой. Вот крысы и бегают по кругляку под штукатуркой. Когда я через несколько дней починил пол и заделал все крысиные лазы, то получил на улице выговор от соседки, живущей за стенкой: «Чего это ваши крысы к нам прибежали?» Прописаны они, что ли, по квартирам здесь?

Особенно пришлось повозиться мне в кухне с запечным углом. Там прежние жильцы зимой держали не то поросенка, не то теленка, и он был превращен в хлев. Потом я узнал, что здесь так заведено, что маленьких телят и поросят держат зимой в квартире.

А теперь о сортире. Где бы я ни жил, а сортирная проблема везде остра. Всякий раз, когда я менял место жительства на воле, мне приходилось заново решать эту проблему. Вот и здесь тоже. В первый же день я обошел весь поселок и нашел только одну будочку около конторы лесничества. Спросил у одного из аборигенов: «Как вы умудряетесь обходиться без сортиров?» — «Так лес ведь рядом!» — было мне ответом. «Ну а зимой как, неужели все тот же лес?» Оказывается, нет. Бегают в сараи к скотине. Лес… Летом ладно уж, может, и привык бы. Но зимой! У меня скотины не будет.