Мы здесь эмигранты - [19]

В гностицизме валентиниан падшая София жаждет вернуться в царство святости. Место ее пребывания – Пафос (по-гречески – страдание). Отец, сжалившись над участью Софии, посылает Христа, чтобы Он вызволил ее из Пафоса.

Существует ли тут несомненная аналогия с судьбой Марии Магдалины? Пожалуй, что да, так как и Мария Магдалина находится в доме страдания, как можно было бы перевести еврейское слово Betania (Вифания). Христос один-единственный раз приходит к Марии (так же, как Христос пришел к страдающей Софии), и это место – Вифания. Обычно же именно Мария Магдалина устремляется за Учителем: приходит в дом Симона, следует за ним даже на Голгофу. Это она первая бежит ко гробу Христа, а когда слышит Его голос, еще должна обернуться и сделать шаг вперед, пытаясь прикоснуться к Нему. В Новом Завете только дважды упоминается, что Христос идет к Марии Магдалине. Первый раз – это сцена, предшествующая воскрешению Лазаря в Вифании. Но, вчитавшись в текст, можно заметить, что и в этот раз Мария Магдалина идет к Учителю, а место встречи не Вифания: Ин 11, 28–30: «…[Марфа] пошла и позвала тайно Марию, сестру свою, говоря: Учитель здесь и зовет тебя. Она, как скоро услышала, поспешно встала и пошла к Нему. Иисус еще не входил в селение, но был на том месте, где встретила Его Марфа».

В таком случае можно заметить, что Христос идет к Марии Магдалине только один раз – в сцене трапезы в Вифании – Лк 10, 38–39: «В продолжение пути их пришел Он в одно селение; здесь женщина, именем Марфа, приняла Его в дом свой; у неё была сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его». Во время этой трапезы Мария «…избрала благую часть, которая не отнимется у неё».

То ли действительно такая символика была очевидна для гностиков, читавших «Евангелие от Марии Магдалины», то ли это тоже мой вымысел – игра словами (Пафос, Вифания). Жонглирование цитатами и аналогиями.

Остается еще загадка святой блудницы (Марии Магдалины), обожествленной проститутки (Елены).

24 ноября

Каждую пятницу после семинара, где мы, страница за страницей, изучаем Рабана Мавра, я оставляю чарующее средневековье и возношусь на лифте на три этажа выше, в аудиторию 802, в не менее любопытное общество. Я сижу на подоконнике; если опаздываю, ищу свободное место на полу и в течение двух часов восхищаюсь апокалиптической битвой Истины и Лжи, Фактов и Интерпретации. Сценой этих сражений является еженедельный семинар профессора Алена Безансона, их участниками – профессор с группой своих приверженцев и его противники, сосредоточенные вокруг советолога Владимира Береловича. Все дискуссии, касающиеся войн на Ближнем Востоке или засухи в Африке, являются только прелюдией к главному вопросу: что такое перестройка – не более чем маневр, призванный усилить власть Горбачева, или все-таки реальный конец коммунизма. Каждый политический шаг Горби объясняется группой профессора Безансона в терминах: «провокация», «ловкая, изобретательная провокация». Сторонники Береловича утверждают, что перестройка – это конец провокации и что все меняется к лучшему, кроме образа мышления безансонцев. Если эту схему распределения упростить, одновременно обогатив интерпретацией взглядов, которыми мы обмениваемся в ходе дискуссии с противниками, то можно попробовать догадаться, что думают друг о друге участники семинара. А именно: группа Безансона, ссылаясь на политические факты и блестяще аргументируя свое мнение, поглядывает на своих семинарских противников с выражением превосходства и легкого омерзения, обвиняя их в неинформированности, подверженности пропаганде или просто в криптобольшевизме. Группа Береловича, закаленная в дискуссионных сражениях, комментируя те же самые факты, интерпретирует их с точностью до наоборот и бросает взгляды в сторону профессора Безансона и его приверженцев, долженствующие выражать сострадание и сочувствие – вот, полюбуйтесь, жертвы паранойи.

Тут мы рискуем угодить в настоящую ловушку; если образ мышления безансонцев столь явно отдает паранойей, то они все-таки правы, поскольку в соответствии с методологическими принципами пользуются инструментами, адекватными объекту познания, а коммунизм, несомненно, творение параноидальное.

Рухнула Берлинская стена, группа Береловича торжествует: «А мы что говорили? Коммунизм рушится, теперь видите, что мы правы?» На это группа профессора Безансона отвечает: «Вот посмотрите, русские еще войдут через эту Стену в Германию. Мы как раз наблюдаем начало незаметной нейтрализации и поглощения Западной Европы».

Спор ведется в присутствии консулов в отставке, известных политических советников и нескольких студентов с несказанно богатым воображением. Я болею за одного из таких юношей, украшая его сюжеты реалиями из жизни Восточной Европы. В последний раз он заявил, что Чернобыль есть превосходно использованное бедствие, так как в надлежащий момент СССР может шантажировать Европу тем, что вскроет саркофаг.

Консулы в отставке тоже рассказывают занимательные истории, только не из будущего, а из прошлого, вспоминая свою работу в представительствах. Один из консулов недавно вернулся из Зимбабве, где СПИД распространен так же, как у нас насморк. В опустевших деревнях бродят одни только старики и малые дети. Как известно, лекарства от СПИДа еще не нашли – ну а достижения народной медицины на что? Так, какой-то шаман придумал, что действенным средством избавления от этой болезни является изнасилование белой женщины. Когда несколько больных испробовали лечение на улицах Хараре, все белые женщины Зимбабве покинули. Рассуждая логически, теперь пришла очередь белых мужчин, поскольку почему бы не счесть, что лучшим средством от СПИДа вместо изнасилования белой женщины является изнасилование белого мужчины?