Мы все еще живы - [6]

— С ума сойти! — крикнула рация с неприятно громким шипением и каким-то металлическим скрежетом. — Мы летим!!!

— Той, не заставляй меня жалеть о том, что я взял тебя с собой, — сказал Капитан в рацию.

— Простите, — тут же стушевался Той, — я совсем забыл про Вас…

За несколько секунд они преодолели расстояние до руин, среди которых раскинулся Центральный лагерь, и открыли огонь по шныряющим тут и там осьминогам. Те быстро бледнели и исчезали, иногда появлялись вновь и кидались на пушку, выпускающую в них свинец очередь за очередью. Когда они попытались облепить одно из крыльев, Ия дернула за штурвал, и самолет накренило в бок, отчего несколько осьминогов попало в винт. В том, что они не вернутся до следующего налета, Ия не сомневалось, но вот то, что они не погибли, пройдя через гигантскую мясорубку, — было для нее фактом.

Вскоре осьминоги исчезли, потерпев поражение, и рация разразилась счастливым воплем, отчего Ия закрыла рукой правое ухо. Слишком уж громким был этот звук. Не успели они нарадоваться, как самолет повело и швырнуло в сторону от лагеря.

— Левый винт накрылся! — Ия почти не слышала своего голоса за сигналом, предвещающим беду, и не была уверена, слышали ли его остальные члены экипажа.

Следующие двадцать секунд тряски и криков сигнализации окончились ударом о землю и взрывом, о чем свидетельствовало только то, что обломки самолета сильно обгорели и дымились еще сутки.

— Хорошо… Тихо…

На прицеле был олень. Он мирно шел по лесу, потом остановился и прислушался, тряся пятнистым ухом. Ветвистые рога его вздымались высоко наг головой. Он повернулся в сторону девочки. Старая двустволка с деревянным прикладом выглядела громоздкой по сравнению с маленьким и хрупким детским телом, и было видно, что девочке неудобно ее держать, но возразить у нее не было возможности.

— Медленно выдыхай и плавно нажимай на курок…

Густой лес был насквозь пробит звуком выстрела, и на землю упало тело животного.

— Молодец, Ия, — отец похлопал девочку по спине и одобрительно улыбнулся. В уголках губ образовались морщинки, которые было видно даже сквозь его густую бороду.

Отец и дочь направились к своему трофею, стараясь на всякий случай идти незаметно, обходя поваленные сухие ветки и деревья, переступая через корни. Наконец люди достигли своего обеда и, по совместительству, нового экземпляра для хобби Рота.

Первым к оленю подошел отец. Он потыкал его ружьем чтобы удостовериться, что он мертв, и только потом разрешил маленькой Ие приблизиться к чужому трупу. Они присели на корточки, и отец осмотрел рану.

— Попала в мозг, — заметил Рот и почесал рыжую бороду. — Да, очшень хорошо.

Это «очшень» преследовало Ию везде, именно это слово отец ее произносил с очень уж сильным придыханием, несвойственным данному слову. В остальных словах звук «ч» он произносил как положено, и только в слове «очень» сразу после «ч» у него шел «ш». «Это очшень интересно, прочти это». «Очшень хорошо, Ия, продолжай в том же духе». «Я очшень разочарован в тебе, Ия. Надеюсь это больше никогда не повторится». «Мне очшень жаль, что я не смогу вечно помогать тебе». Незнакомому человеку это могло показаться смешным, но Ия слышала это «очшень» с рождения. В этом не было ничего смешного, она это знала.

Рот взвалил на плечи тушу оленя, и они двинулись к дому. Скоро должен был выпасть первый снег, и Рот хотел заготовить вяленого мяса на зиму, поэтому они теперь охотились каждый день. Кроме того, ему не хотелось упустить такой шанс научить свою единственную дочь всему, что он знает сам, а знал он всегда очень много.

Они шли долго, и Ие казалось, что нормальный человек уже давно выдохся бы тащить столько мяса на плечах. Но это было необходимо — одна из тех простых истин, которые успела выучить девочка. Иди, пока у тебя есть ноги. Убивай, или будешь убит.

Наконец среди голых деревьев показался бревенчатый низкий дом, немного покосившийся, но весьма крепкий. На крыше росла трава, и с неба строение не было видно. Ия уже привыкла прятаться, потому что ничего другого толком не знала. Она привыкла, что единственный человек в радиусе десяти километров — ее отец. Она никогда ни о чем не просила. Рот открыл деревянную дверь, и прежде, чем Ия успела увидеть, что же было внутри, глаза ее открылись, и пред ней предстал уже знакомый потолок желтоватых руин.

Девушка попыталась сделать глубокий вдох, но живот отозвался острой болью. Ия, стиснув зубы, перевернулась на бок и задрала одеяло с больничной рубашкой. Живот был забинтован. Почему-то ее телу было плевать на все попытки умереть. И это не добавляло девушке энтузиазма.

Она села. Было больно, но терпимо. Не так, как в первый раз. Интерес развязать бинты и посмотреть, что там, присутствовал, но был слишком мал, чтобы Ия решила это сделать. Вместо этого она поднялась. Разогнуться получилось не сразу, и минуту она просто стояла буквой Г, полагая, что выглядит крайне нелепо. Постепенно она выпрямилась и отправилась на разведку, благо, теперь она немного понимала, куда ей нужно идти. Еще за десять метров до нужного проема в стене она услышала голоса. Один голос точно. Ка.