Мы вовсе не такие - [15]

Не обращая внимания на приветственные возгласы сидящих за столиками знакомых ему людей, Монд следовал прямиком через весь ресторан на кухню, где, не выражая никакой особенной благодарности, быстро поглощал свой обед.

Гулять по парку с собаками без поводка, разумеется, и в Бромберге было строжайше запрещено. Само собой понятно, что Монд пренебрегал подобным запретом. Более того, он еще держал в страхе сторожевую собаку, принадлежавшую охране парка. Не дай боже той попасться ему на глаза, когда он, в нарушение всех правил, совершал свои самостоятельные прогулки по парку! Тогда маленький коричневый песик мгновенно превращался в грозное каменное изваяние: он останавливался, весь напрягался, пошире расставив «локти» и выпятив и без того широкую грудь; шерсть на загривке и вдоль всего хребта поднималась дыбом, наподобие щетки, а хвост, пару раз мотнув из стороны в сторону, угрожающе застывал в виде поднятого кверху кривого турецкого ятагана. Губы при этом морщились, обнажая белый оскал, и Монд начинал надвигаться на своего врага мелкими шажками на негнущихся ногах. А тот, несколько сконфуженный, смущенно пританцовывал на месте, еще надеясь все превратить в игру. Но Монд шуток не любил: рывок — и вот он уже, сливаясь в длинную коричневую полосу, несется вслед за удирающим четвероногим сторожем парка, тесня его к выходу, — и спастись тому удается, лишь выбежав на улицу.

Особое пристрастие Монд проявлял ко всякого рода транспортным средствам. Когда ему хотелось прокатиться, он терпеливо ждал на трамвайной остановке, потом вскакивал на переднюю площадку трамвая и ехал в свое удовольствие. Обычно, совершив круг по городу, он вылезал на той же остановке, где садился.

Большими приятелями Монда были городские таксисты. Время от времени он появлялся на их стоянке возле рыночной площади и охотно соглашался принять участие в поездке с первым попавшимся пассажиром. При этом он обычно усаживался на переднее сиденье, рядом с водителем.

Но однажды с Мондом произошла неприятность. Случилась она с ним в квартире у Клауса. Из-за какой-то неисправности электропроводки жестяной водосток, окаймлявший балкон, вдруг оказался под током. Монд, которому, по ему одному известной причине, понадобилось обнюхивать цветочные горшки, выставленные вдоль бордюра, получил ощутительный удар по своему влажному черному носу. О, это было ужасно! Его оглушило, словно ударом молотка по голове, и с размаху швырнуло об стенку. Нет, это было уж чересчур, даже для такой самоуверенной персоны, как Монд! Пес взвыл, поджал хвост… но не сдался и не побежал прятаться. Проклятый заколдованный водосток непреодолимо притягивал его к себе, разжигая любопытство. Он стал с величайшей осторожностью подползать к «коварному врагу», затаившемуся там, под загнутой книзу жестью. Миллиметр за миллиметром старательно вынюхивающий носик приближается к опасному месту: ну ровно же ничем опасным не пахнет!

Однако стоит лишь коснуться носом жести, как такса снова отлетает в угол. Другая бы собака смирилась с неразгаданной тайной и поспешила ретироваться, но не Монд. Тому пришло в голову, что под водостоком затаился кто-то, кто кусает его за нос. Он заливается злобным лаем, начинает скрести лапами по жести (толстые кожаные подушечки на лапах оказались, видимо, хорошими изоляторами и не пропускали разрядов). Но когда в пылу сражения нос опять попытался протиснуться в щель водостока, последовал новый удар, положивший уже конец (на этот день) неуемной собачьей любознательности. К сожалению, Клаус не проследил за тем, как же Монд повел себя по отношению к водостоку, когда проводку уже починили.

Зато он отучил его жевать шнуры от торшеров, решив одним из них пожертвовать, чтобы не ругаться каждый раз заново, и притом безрезультатно. Он разрешил непослушному «дружочку Монду» насладиться разжевыванием электрошнура до конца, пока ток не цапнул его за язык и злоумышленник с громким воплем не отскочил в сторону. С тех пор Монд с неизменным уважением и опаской обходил любые электропроводки.

Зато настоящую ненависть он испытывал к каждому венику или половой щетке! Стоило только поставить самую обыкновенную швабру возле его мисочки с едой, Монд снисходил даже до того, чтобы не отправляться обедать в ресторан, а поесть прямо на кухне у Клауса. Даже нелюбимую картошку он в таких случаях поспешно заглатывал, рыча и косясь на своего «врага». И только покончив с едой, злобно набрасывался на швабру.

Большое удовольствие Монду доставляло посещение базара. Базар в городе бывал раз в неделю. Для Монда это всегда превращалось в подлинный собачий праздник. Он никогда не пропускал случая посетить базар. Возвращался же он оттуда обычно несколько помятым, чем-то облитым и заляпанным, но счастливым от сознания «исполненного долга». Интересно было в такой день пойти за ним следом и проследить издалека за тем, что он там вытворяет. При этом выяснялось, что собакам отнюдь не чуждо чувство юмора, во всяком случае таксам. То он подходил к стоящей на земле корзине с грибами и с невозмутимым видом поднимал заднюю ножку… То бросался с визгливым лаем на клеть с курами, отчего поднимался неистовый галдеж, перья летели во все стороны, и отовсюду сбегались любопытные… У каждого лотка находилось что-то, что можно было стащить, а если не удавалось, то хотя бы цапнуть жадного продавца за штанину… За злоумышленником несся вслед поток брани, а за неимением под рукой более подходящих метательных снарядов в него летели редька, тухлая рыба, порченые апельсины и тому подобные прелести. Однажды в рыбном павильоне, когда за Мондом учинили настоящую погоню, по нему «расстреляли» столько рыбы, что стоимость ее значительно превысила цену той единственной, которую он унес в зубах, упорно не желая вернуть ее владельцу.