Мы в порядке - [4]

«Я здесь».

На часах нет и шести; я рассчитывала еще хотя бы на полчаса. Я не могу удержаться от искушения помучить себя — и проматываю вверх все сообщения, которые Мейбл присылала раньше. Спрашивает, все ли со мной в порядке. Пишет, что думает обо мне. Гадает, куда же я, черт возьми, пропала, злюсь ли я, можем ли мы поговорить, может ли она приехать, соскучилась ли я. «Помнишь о Небраске?» — это намек на план, который мы все равно не собирались осуществлять. Вопросы мелькают один за другим, и меня охватывает чувство вины; но телефон вдруг начинает звонить и возвращает к реальности.

Я вздрагиваю и отвечаю на звонок.

— Привет, — говорит она. Я слышу ее голос впервые с тех пор, как все произошло. — Я внизу, и тут жесть как холодно. Впустишь меня?

И вот я уже в холле у входной двери. Нас разделяют только стекло и моя трясущаяся рука, которой я пытаюсь отпереть замок. Я дотрагиваюсь до металла и на секунду замираю, чтобы на нее взглянуть. Мейбл дует на руки, пытаясь их согреть. Она смотрит в другую сторону, а потом оборачивается, и мы встречаемся взглядами. И с чего я взяла, что вообще смогу ей улыбнуться?.. Мне и защелку-то удается отодвинуть с трудом.

Я толкаю дверь, и Мейбл заходит внутрь.

— Не представляю, как можно жить в такой холодрыге, — произносит она.

В вестибюле тоже холодно.

— В моей комнате теплее, — отвечаю я.

Я осторожно забираю у нее одну из сумок, лишь бы не соприкасаться пальцами. Мы поднимаемся на лифте, и я рада, что мне есть чем занять руки.

Молча проходим по коридору. Оказавшись в комнате, она ставит чемодан на пол и сбрасывает пальто.

Это Мейбл, и она у меня, в пяти тысячах километров от места, которое мы привыкли считать своим домом.

Внезапно она замечает закуски, которые я купила. Там все, что она любит.

— Ну… я так понимаю, ничего, что я приехала?..

Глава вторая

Мейбл наконец-то удается согреться. Она бросает шапку на кровать Ханны и развязывает свой желто-красный шарф. До боли знакомые вещи, вот у меня вся одежда новая.

— Я бы попросила тебя всё здесь показать, но ни за что не выйду из комнаты, — говорит она.

— Да уж, извини, что так вышло, — отвечаю я, не сводя взгляда с ее шарфа и шапки. Интересно, они всё такие же мягкие?

— Ты извиняешься за погоду? — вскинув брови, спрашивает она шутливым тоном, но мне на ум не приходит остроумного ответа и вопрос повисает в воздухе, напоминая о настоящих извинениях, за которыми она приехала.

Пять тысяч километров — немалый путь даже для того, чтобы услышать, как у тебя просят прощения.

— Ну, расскажи, какие у тебя преподаватели?

К счастью, я могу рассказать ей об учителе истории, который матерится на занятиях, гоняет на мотоцикле и органичнее смотрится в баре, чем в аудитории. Виртуозным оратором меня не назовешь, но, по крайней мере, мне есть что ответить.

— Я сначала думала, что все мои преподы — девственники, говорю я, и Мейбл смеется. Я ее рассмешила. — Но этот парень избавил меня от иллюзий.

— А в каком здании его класс? Давай ты проведешь мне экскурсию отсюда.

Она отворачивается к окну и разглядывает колледж. Я медлю, прежде чем к ней присоединиться.

Мейбл.

В Нью-Йорке. В моей комнате.

Снаружи все укрыто снегом — земля и скамейки, деревья и крыша смотрительского грузовика. Дорожки освещены фонарями, хотя на улице никого нет. Так колледж выглядит еще пустыннее. Столько света — и абсолютная тишина.

— Вон там. — Я указываю на дальнее здание, едва различимое в сумерках.

— А где у тебя занятия по литературе?

— Здесь. — Я показываю на соседний корпус.

— А чем ты еще тут занимаешься?

Я киваю на спортивный корпус с бассейном, где во время учебы каждое утро плаваю в попытках освоить стиль баттерфляй — пока безуспешно. Еще я плаваю по вечерам, но об этом умалчиваю. Температура воды — всегда ровно двадцать шесть градусов. Ныряя, я будто погружаюсь в ничто, и это совсем не похоже на леденящее потрясение, к которому я привыкла дома. Никаких холодных волн, от которых немеет тело. Никаких течений, которые могут утянуть на дно. Вечером в бассейне совсем тихо; сперва я плаваю вдоль дорожки, а потом просто дрейфую на спине, разглядывая потолок, или же закрываю глаза, и тогда все звуки становятся неразборчивыми, далекими, и лишь один спасатель не сводит с меня глаз. Это помогает успокоиться, когда накатывает паника.

Но если я не могу отделаться от навязчивых мыслей ночью, когда бассейн закрыт, на помощь приходит Ханна.

— Я только что узнала поразительный факт, — говорит она обычно, сидя на своей кровати с учебником. И потом зачитывает вслух что-то о пчелах, деревьях или эволюции.

Чаще всего я долго не могу вникнуть в текст. Но когда мне все-таки удается переключиться, я узнаю, что крылышки пчел делают двести взмахов в секунду. Что деревья роняют листву не из-за смены сезонов, а из-за дождей. Что до нас было что-то еще. В конце концов что-нибудь займет и наше место. Я узнаю, что я лишь крохотная частица удивительного мира.

Я вновь напоминаю себе, что я в колледже, в общежитии, в своей комнате. То, что случилось, уже в прошлом. Все кончено. Как только возникают сомнения, я отгораживаюсь от них всем, чем можно: нашими кроватями, столами, шкафами, стенами, соседками по обе стороны комнаты, и их соседками, и всем зданием общежития, и территорией колледжа, и штатом Нью-Йорк.