Мы в порядке - [3]

Я бывала в комнатах у других девчонок и знаю, как должна выглядеть доска. Стену Ханны я тоже рассматривала уже много раз. Мне понадобятся строчки из песен и книг, а еще цитаты знаменитостей. Фотографии, сувениры, билеты с концертов, шуточки, понятные только «своим»… Почти ничего из этого у меня нет — зато есть ручки, бумага и принтер, который мы с Ханной делим на двоих, так что я что-нибудь придумаю. Мы с Ханной любим по утрам слушать одну конкретную песню. Я вырезаю из бумаги квадратик и лиловым фломастером пишу по памяти ее припев.

Затем долго торчу в интернете в поисках картинки с луной.

Китон, которая живет в паре комнат от нас, много рассказывала о кристаллах. У нее на подоконнике хранится целая коллекция камней, всегда сверкающих на солнце. Я натыкаюсь на блог какой-то Жозефины — она рассказывает о целебных свойствах драгоценных камней; нахожу фотографии пирита (для защиты), гематита (для стойкости), нефрита (для безмятежности). Цветной принтер гудит и щелкает.

Зря я так поспешно продала учебники. В них было множество карандашных заметок и закладок. На истории мы изучали английское движение «Искусства и ремесла»[2], и многие его идеи меня зацепили. Я нахожу эссе Уильяма Морриса[3] и листаю их одно за другим в поисках любимой цитаты. Выписываю несколько фраз разноцветными ручками. На всякий случай еще печатаю их разными шрифтами — проверим, как будет лучше смотреться. Затем ищу фото секвой и попутно натыкаюсь на короткую документалку об их экосистеме. Оказывается, летом секвойи получают влагу по большей части из тумана, а еще на них живут дымчатые саламандры, которые дышат кожей, потому что у них нет легких. Я распечатываю снимок дымчатой саламандры на фоне ярко-зеленого мха. Принтер затихает: этого должно быть достаточно.

Я беру у Ханны горсть булавок, прикрепляю все бумажки к доске и отступаю на шаг, чтобы оценить результат. Все слишком гладко, слишком ново. Все бумажки одинаково белые. И что с того, что цитаты интересные, а картинки красивые? От них веет отчаянием.

Уже почти три, а я столько времени потратила впустую. Дышать становится тяжелее: скоро половина седьмого. Мейбл знает меня лучше всех на свете, хоть мы и ни разу не говорили за эти четыре месяца. Я не ответила ни на одно ее сообщение, пока она наконец не перестала их присылать. Я не знаю, как ей живется в Лос-Анджелесе. Она не знает, как зовут мою соседку, на какие занятия я хожу, сплю ли по ночам. Но стоит ей только на меня взглянуть, и она сразу все поймет.

В конце концов я срываю с пробковой доски все бумажки, несу их в ванную в другом крыле и там рву на мелкие кусочки.

Мне не удастся ее обмануть.

Двери лифта открываются, но я продолжаю стоять как вкопанная.

Странно, я ведь раньше не боялась лифтов. А сейчас, средь бела дня, перед приездом Мейбл вдруг осознала, что он может сломаться, и, если телефон не будет ловить и по кнопке вызова никто не ответит, я застряну здесь надолго — как минимум до тех пор, пока смотритель не решит меня проведать. То есть по меньшей мере на несколько дней. Мейбл приедет, и никто ее не впустит. Она будет стучать в дверь, но никто не услышит, — даже я. В конце концов она сядет в такси и вернется в аэропорт, где возьмет билет на ближайший рейс до дома.

Она подумает, что именно этого и стоило ожидать. Что я ее разочарую. Что откажусь встретиться.

Я смотрю, как закрываются двери лифта, и направляюсь к лестнице.

На улице меня уже ждет такси с заведенным мотором. Я дохожу до него, громко хрустя льдом. Спасибо Ханне за ее запасные ботинки: они мне почти впору. Она чуть ли не силой надела их на меня, едва выпал первый снег. («Ты просто не знаешь, какая тут зима», — сказала она.)

Таксист выходит из машины, чтобы открыть мне дверцу. Я киваю в знак благодарности.

— Куда? — спрашивает он, когда мы оба оказываемся в салоне. Печка жарит по полной, усиливая тяжелый запах кофе и одеколона.

— В «Стоп-энд-шоп»[4], — отвечаю я. Мои первые слова за двадцать четыре часа.

Неоновые вывески магазинов, покупатели с тележками, орущие дети, рождественская музыка — все это было бы невыносимо, если бы у меня не было точного списка покупок. Но с этим как раз все просто. Попкорн для микроволновки со сливочным вкусом. Соленая соломка. Шоколадные трюфели. Какао.

Грейпфрутовая газировка.

Обратно в такси я забираюсь с тремя тяжеленными пакетами, доверху набитыми едой. Нам с Мейбл хватило бы этих запасов на неделю, хоть она и пробудет здесь всего три дня.

Общая кухня находится на втором этаже. Я живу на третьем и никогда раньше ею не пользовалась. Мне всегда казалось, что на этой кухне девчонки из клубов по интересам пекут кексы для ночных кинопросмотров или собираются большой компанией, чтобы для разнообразия приготовить ужин, а не идти в столовую.

Я открываю холодильник — он совершенно пустой. Похоже, его вымыли перед каникулами. Согласно правилам, нужно подписывать пакеты с едой: указывать фамилию, инициалы, номер комнаты и дату. Я здесь одна, но прилежно беру фломастер и отрываю кусок бумажного скотча. Вскоре пакеты с моим именем заполняют две полки из трех.

В комнате я высыпаю закуски на стол Ханны. Получается внушительная гора, как я и хотела. И тут мой телефон вибрирует от нового сообщения.