Мы в дальней разлуке - [13]

А пока, стороны зализывают раны, пополняют войска, готовясь к новым схваткам. Война — весьма прожорливый каннибал, требующий не только много пуль и снарядов, но и пожирающий много людей. В самый разгар трагических событий на фронте русский император издает указ «Указ Правительствующему Сенату», разрешающий призывать на войну девятнадцатилетних юношей, чего никогда ранее не было в империи.

Вот и очередной военный эшелон везет пополнение. В одной из теплушек на двухъярусных нарах посапывают сорок мужиков, одетых в солдатские шинели. Посередине вагона стоит печка-буржуйка, возле которой сидит и поддерживает огонь дневальный — огненно-рыжий паренек с едва пробивающимися над верхней губой усиками. Одетый в серую солдатскую шинель, Николай не спит, подбрасывает в топку дрова и невеселую думу думает. В очередной раз судьба-злодейка совершила над головой парня крутой вираж. А сколько их было за его такую короткую жизнь! Сначала месть друга, сделавшая из него изгоя. Затем побег из губернского города, и начало его странствий с цирком. А исчезновение Наталки? При этом воспоминании у Николая стало тесно в груди. И вот теперь — предательство Лизы — новая боль, заставившая его горько усмехнуться. Какой же он был лопух, поверивший в искренность чувств циничной девицы! И как он наивен, если позволил обвести себя этим прохиндеям с Братства! Впрочем, не прохиндеям — кровавым преступникам. Его мысли снова унеслись к событиям последних месяцев.

* * *

К их возвращению в Москву, наконец, был полностью готов и отработан конный номер. Кони слаженно неслись по кругу арены, подчиняясь ударам хлыста Джембаза. Казаки так лихо выполняли конные трюки, что сердце замирало от восторга. А в это время некто в простом полковничьем мундире пытался отдавать нелепые указания Джембазу, путался под ногами лошадей, досаждал наездникам. В конце концов, решив показать, как правильно надо управляться с лошадьми, горе-полковник попытался сам взгромоздиться на лошадь. К нему подвели смирную на вид кобылу, но и тут он умудрился пару раз свалиться с нее. Наконец полковнику удалось усесться на лошадь, правда, задом наперед. Когда кони снова помчали по кругу в бешеном галопе, полковник скакал с выпученными от ужаса глазами, вцепившись в хвост кобылы. Аллегория была более чем прозрачна. Пародия на Николая II, носившего полковничий мундир, но не обладавшего ни военным образованием, ни воинскими дарованиями, взвалившего на себя звание Главнокомандующего в самый разгар отступления, была очевидна. А лихие казаки со своими трюками, словно показывали, на что способна русская армия, освобожденная от бездарного и негодного командования.

Маска глупого полковника долго никак не давалась Николаю. Вроде все делал правильно, но получалась не смешно. Так продолжалось до тех пор, пока к нему, запыхавшемуся от горячей скачки по арене, не подошел старый клоун, которого все звали Жорик:

— Позволь старику дать несколько советов?

Николай посмотрел в выцветшие глаза клоуна, в которых таилась бездна житейской и профессиональной мудрости, на его морщинистое лицо, так непохожее на ту пеструю раскрашенную физиономию, с которой он выходил на арену. Вспомнил, какую лавину смеха вызывал у публики каждый выход старика, и молча кивнул в знак согласия.

— Ты слишком много комикуешь, Коля, хочешь казаться смешным и оттого переигрываешь. Образ полковника не так прост, как может показаться на первый взгляд. Это честный дурак. Он искренен в своем стремлении помочь и не понимает, что только мешает. Тебе нужно показать драму человека, который выглядит нелепым и смешным в своем стремлении помочь. — Жорик внимательно посмотрел в серьезные глаза парня. — Я вижу, как ты меня внимательно и серьезно слушаешь, сосредоточенность написана на твоем лице. Запомни это выражение, именно с таким лицом ты и должен работать. Сочетание серьезности в лице и неумения в действии, сама нелепость ситуации и создадут эффект комичности.

— Спасибо, Жо… — сценический псевдоним застрял у Николая в горле. — Кстати, а как Вас зовут? — Ему стало стыдно, что вот уже больше года они выступают в одной труппе, а он и не знает имени своего старшего коллеги.

— Не стоит имен, вьюнош. — с горечью, как показалось Николаю, молвил клоун. — Думаешь, тут у всех подлинные имена? Как бы не так! Многие стремятся спрятать за масками и кличками свои истинные личины и имена. У всех разные причины: кто-то стремится скрыть свою профессию, другим не хочется ворошить свое прошлое. У меня ничего такого нет, но за много лет мой псевдоним прилип ко мне как вторая кожа, я привык.

— Но все-таки.

— Георгием Варфоломеевичем меня кличут. Я из особ духовного звания, расстрига.

— Спасибо за науку, Георгий Варфоломеевич. — юноша так горячо пожал ему руку, что старик прослезился.

Номер удался, что было видно по реакции искушенной и избалованной московской публики. Хотя Джембаз поначалу опасался ставить номер в программу первого представления в Москве. Но решился, и не прогадал. Он сам потом утверждал, что такого бешеного успеха не видывал уже давно. Зерна сатиры этого номера упали на благодатную почву умонастроений москвичей, раздраженных военными неудачами, поэтому бурные аплодисменты и восторженный прием зрителей были обеспечены. Казачки, впервые попавшие в столицу из своей дальней станицы, были буквально оглушены овациями и на седьмом небе от теплоты зрительского приема. Они были в совершенном восторге от Москвы и москвичей. Особенно им льстило внимание и доступность московских барышень, желающих щедро одарить любовью горячих южных парней. Николай же, напротив, был насторожен, понимая, что их номер сродни острому политическому памфлету. Однако, дни проходили своей чередой, а их номером никто не интересовался. Он и раньше, особенно после своего побега из кутузки, был невысокого мнения о полиции. А сейчас она вообще вызывала презрение. Он не могло понять, как такое вообще возможно: в столице под самым носом у полиции ведется по сути дела антигосударственная пропаганда, а власти вообще никак не реагируют.