Мы, утонувшие - [224]

Команда «Нимбуса» сидела в одном конце клуба, женщины — в другом. Они сняли рабочую одежду и облачились в платья, похожие на перешитые халаты, закололи волосы, но их широкие лица сердечками оставались такими же бесцветными, как и при дневном свете. Косметики у них не было.

Прошел слух, что все они — шпионки и приходят к иностранным морякам, только чтобы выудить у них тайны. Но это лишь усиливало их привлекательность, а кроме того, у членов команды «Нимбуса» не было тайн.

— Пусть приходят, — заявил Уолли, — я охотно поиграю в шпионов.

Он пересек танцплощадку, подошел к дамам и вынул из кармана помаду. Хихикая, они смотрели на него сияющими глазами. Он протянул помаду полной блондинке в бледно-голубом платье, та сразу принялась красить губы соседке. Помада пошла по кругу, красные рты повернулись к нему и расплылись в улыбке. Он сложил губы трубочкой, и по группе женщин снова прошла волна смеха.

Уолли шагнул на сцену. Гармонист еще не приступил к вечерней программе, и Уолли протянул тому пару сигарет. Музыкант засунул их за ухо и ударил по клавишам. Он свел руки, и гармонь жалобно заныла. Родился тяжелый ритм.

Уолли вернулся к женщинам и отвесил одной из них поклон. Она неожиданно ловко подскочила, повела парня в сторону танцплощадки, положила ему руку на плечо. Он обнял ее за полную талию. Женщина была старше и не колеблясь провела его сквозь череду незнакомых па. Когда мелодия закончилась, она сделала реверанс и вернулась на место.

— Не много же ты получил за свою помаду.

Это сказал Антон. Уолли повернулся к нему:

— Это лишь предварительные переговоры. Сначала я продемонстрирую ассортимент своих товаров. И дам им время подумать.

— А ты не слишком полагаешься на свое обаяние, раз хочешь их купить. — Хельге насмешливо на него взглянул. Послышались протестующие возгласы.

— Хватит пороть лицемерную чушь, — произнес Абсалон. — Всем нам иногда приходится так поступать. Интересно, что бы у тебя вышло с той бледнолицей, если бы ты не оставил на комоде пару купюр?

Все засмеялись.

— Они похожи на нас, — произнес Уолли. В его голосе неожиданно послышалась нежность. — Они в нужде. Мы тоже. Можно, конечно, поиметь коммунистические прелести даром. Но ни от кого не убудет, если они немного принарядятся. Если честно, непохоже, что жизнь у них легкая.

Кнуд Эрик в разговоре не участвовал. Он сидел и разглядывал женщин в другом конце зала. Нет ли среди них его ангела смерти? Он не был уверен, что узнает ее без формы. Непривычное зрелище — женщина с автоматом — привлекло его внимание на набережной. Они посмотрели друг другу в глаза, и теперь он испытывал странную уверенность, что если она придет сюда сегодня вечером, то снова попытается поймать его взгляд. Ему не надо ее искать. Она сама его найдет.

И все же он продолжал изучать лица женщин, одно за другим. Большинство были грубыми и потасканными. На них отпечаталась бесконечная усталость, близкая к отчаянию, пробудившая в нем нежность, но он искал не человека со всеми присущими тому проблемами. Он искал крайней степени забвения.

Прошло три вечера, но он ни разу не почувствовал того беспокойства, которое возникает, когда на тебя пристально смотрит другой человек. Конечно, на него смотрели. Он же надевал капитанскую форму, чтобы ей было проще его узнать, и золотые полоски на рукаве и фуражке привлекали внимание. Вот на него уставилась молодая женщина в зеленом платье, практически в цвет глаз. Он отвернулся, никак не ответил на ее откровенный интерес.

Начались танцы. Мужчины и женщины подсаживались друг к другу за столики. Стена между русскими женщинами и иностранными моряками была сломлена. Уолли, юноша опытный и с хорошим аппетитом, всегда был в центре внимания.

Кнуд Эрик остался сидеть на красном плюшевом диване, не проявляя интереса к танцам.

В тот же вечер Молотовск бомбили. «Юнкерсы» охотились на портовые сооружения. В час, когда прозвучал сигнал воздушной тревоги, на горизонте горело полуночное солнце. «Нимбус», единственный корабль в гавани, был очевидной мишенью. Непротрезвевшие моряки покинули судно и теперь растерянно метались по причалу. Поблизости не было укрытия, а с неба уже падали первые бомбы. Им яростно отвечали расположенные в порту зенитные батареи. Тоже укомплектованные женщинами.

В некотором отдалении они заметили бетонные трубы, способные послужить укрытием и достаточно большие, чтобы в них можно было стоять. Один из полуразрушенных пакгаузов получил новое повреждение. Неподалеку взорвался грузовик. Над головами прозвучал громкий удар, они вздрогнули. Это крупнокалиберные пули зенитных пулеметов, не добравшись до цели, падали на трубу тяжелым металлическим дождем. Затем послышалось завывание «юнкерса», входящего в пике, — и глухой грохот. Может, бомба, а может, и самолет, подбитый и столкнувшийся с землей.

Зенитная батарея продолжала стрельбу. В свете пламени от горящего грузовика они увидели, как на землю опускается раскрытый купол парашюта с летчиком, повисшим на стропах. Парашют опустился на землю и накрыл человека. Больше он не показывался, и под тонкой материей не наблюдалось никакого движения.