Мы умрем в один день - [25]

— Эй, хватит, — прикрикнул горбоносый. — Или мало выпили? А ты, Вадька, кончай со своими вопросами.

Машина спустилась в низину. Дорога была перепахана гусеницами тракторов, по обочинам валялись клочья сена. Перевалив колею, «Нива» пошла целиной через мокрую, с остатками снега, траву. Здесь начинался ивняк, окаймленный желтой стеной камыша со стороны речки.

Машина остановилась. Борьку вдруг охватило смутное беспокойство. Слишком заброшенным и глухим казался этот заболоченный участок пойменного леса. Горбоносый вылез наружу, несколько раз присел, разминая ноги.

— Вылезай, — проговорил Вадим.

— Зачем?

— За надом!

Он пихнул Борьку в бок, и Полетаев вдруг понял, что это именно из-за него они ехали сюда. Лопата, которую везли в багажнике, вдруг приобрела зловещий смысл. И эти назойливые вопросы. Нет, не может быть! Он рванулся напролом — мешало переднее сиденье. Вадим откинул его, и горбоносый одной рукой выволок Борьку наружу. В другой руке он держал пистолет ТТ с вытертым до белизны стволом.

У Полетаева мгновенно взмокли ладони. Он понял, что не в состоянии ни двинуться, ни побежать.

— Ребята, вы чего?

Кадык дергался, мешая говорить. Вдруг пришло на память: так же дергался кадык у парня в лесопосадке за городом, которого тогда вместе с девчонкой окружили всей компанией. Парня запинали ногами и связали рубашкой руки, чтобы не мешал.

Девчонку по очереди насиловали, соревнуясь в изобретательности, а потом кто-то предложил ее задушить. Она услышала эти слова, страшно закричала и плача стала обнимать Борькины ноги. Только не убивайте! И он, брезгливо отталкивая ее, думал тогда, что после всего того, что с ней делали, может, и, правда, ей лучше умереть, а не кататься в ногах. Но они ее не задушили. Влили в горло оставшиеся полбутылки вина и изорвали одежду. Иди жалуйся и объясняй, с кем пьяная валялась в грязи.

— Что ты Сергееву про пятиэтажку базарил?

Квадратный хлестнул его открытой ладонью по уху.

Мгновенная резкая боль привела Полетаева в чувство. С внезапно обострившимся животным хладнокровием Борька, словно со стороны, чужими глазами рассматривал эту поляну с ивами и камышом, себя в расстегнутой куртке, горбоносого с пистолетом в вытянутой руке и квадратного Вадима, массирующего ладонь. Наверное, его звали не Вадим, и оба были не местные — специально прислали расправиться с ним.

— Будешь молчать, обольем бензином и спалим, как кутенка.

— А вначале кастрируем, — добавил горбоносый.

В ушах звенело. Полетаев потрогал правую скулу, почувствовал кровь. Эти сволочи способны сделать с ним все, что угодно. Откуда у них жалость? Заплатили хорошо, так они готовы хоть на куски его порезать.

— Честное слово, ничего не говорил.

— Почему тебя оттуда выпустили?

— Не знаю. Я им вообще ничего не рассказывал.

Квадратный снова ладонью хлестнул его по тому же уху.

От сильной боли Полетаев вскрикнул и присел, закрывая голову руками. Квадратный носком ботинка ударил его в поясницу раз, потом другой. Борька уже не кричал, а скулил. Квадратный знал, куда метить. Сам Полетаев в детской колонии тоже бил по почкам тех, кого подозревал, что они стукачи. Человек начинал мочиться кровью, болеть, а двое, которых били особенно сильно, умерли в больнице.

— Неси канистру, — сказал горбоносый.

Вадим пошел к «Ниве». Затравленно провожая его взглядом, Борька решил, что ему все равно не поверят. Будут жечь, пытать, пока он не скажет то, что им надо. Он бросился вдруг на горбоносого и, схватив за кисть руки, крутнул ее, выворачивая пистолет. Вадим набежал сзади и повис на спине, сдавливая горло. Отпустив горбоносого, Полетаев барахтался, пытаясь стряхнуть Вадима и достать нож из внутреннего специально пристроченного кармана куртки. Кнопочный, подаренный кем-то из компании, он легко раскрывался, выщелкивая узкое лезвие. Ткнул наугад, чувствуя, что теряет сознание.

Вадим ахнул и разжал пальцы. Выставив нож, Полетаев шагнул на горбоносого. Выстрел прожег правое плечо, отбросил его назад, и Борька побежал прочь, сдавив рану на плече левой рукой. Горбоносый выстрелил три раза подряд. Попал только с третьего, и Борька повалился лицом вниз на куст камыша. Поднялся и, бестолково закрутившись, сделал несколько шагов.

Горбоносый, догнав его, снова нажал на спуск. Курок щелкнул вхолостую — осечка. Полетаев, обернувшись, широко раскрытыми глазами смотрел на пистолетный зрачок, силился что-то сказать, но изо рта вырывались хрипенье и розовая пена. Горбоносый лихорадочно дергал затвор. Непригодный патрон, подскочив, упал в траву.

— А-а-а!

Полетаеву наконец удалось вытолкнуть изо рта сдавленный крик. Пуля, пущенная в упор, пробила насквозь голову и погасила его.

У квадратного был разрезан бок. Задрав рубашку, он разглядывал рану. Горбоносый подошел, вытирая пот.

— Ерунда. До свадьбы заживет. Пошли, оттащим того…

Земля под тонким слоем грязи оказалась промерзшей. Яму выкопать не удалось, и они отнесли труп вглубь камышей. Горбоносый сказал, что парняга попался живучий. Грудь и плечо пробиты, а все бежал. Его спутник, которого действительно звали совсем не Вадим и которому тоже приходилось убивать людей, согласился с ним и добавил, что зря они сразу не связали Полетаева — тогда бы не было столько шума. Они очень торопились, но горбоносый сел за руль лишь после того, как подобрал выброшенный патрон и все стрелянные гильзы.