«Мы — там и здесь» [Разговоры с российскими эмигрантами в Америке] - [30]

"Я избрал самый тяжёлый вариант, — рассказывал мне позднее Вадим, — пошёл туда, где приходится иметь дело с человеческими отбросами, с людьми, как правило, психически и физически разрушенными, опустившимися на самое дно общества. Меня прельстила возможность познакомиться с жизнью в её откровенных, ничем не прикрашенных формах." Сейчас, после нескольких лет сотрудничества с "низами", Молдован пишет докторскую диссертацию: анализирует взаимоотношения американского общества с психически неполноценными гражданами.

Своё место службы Вадим не без юмора называет "богадельней". Это своеобразное общежитие для тех, кто уже провёл несколько месяцев, а то и лет в психиатрической больнице и кого специалисты, тем не менее, надеются со временем подготовить для жизни в нормальных общечеловеческих условиях. В распоряжении Вадима два десятка таких вот "полубольных" и десяток человек обслуги. Две трети из числа резидентов общежития — негры, среди белых есть англосаксы, азиаты и евреи. Резиденты в возрасте от восемнадцати до восьмидесяти лет расселены группами по два-три человека. В "богадельне" под руководством Вадима Молдована их готовят к выходу в мир людей нормальных и отвечающих за свои поступки. Сами они от такой перспективы не в восторге. Выход в общество, где предстоит отвечать за своё поведение, их пугает. Время от времени то один, то другой срывается, устраивает скандал или попытку самоубийства и снова попадает в психушку, которая, по их представлениям, более спокойное и привычное место обитания. Цель Вадима и его сотрудников — не допускать резидентов до срывов, чтобы в конце концов они могли вернуться в "мир здравого смысла".

Что побудило юного российского эмигранта избрать для себя нелёгкую, опасную и во многом непредсказуемую службу? Повышенная эмоциональность? Склонность к состраданию? Начиная беседу, я спросил его: "Вам жаль ваших подопечных? Вы сочувствуете им?” Последовал несколько необычный ответ: "Наши резиденты не нуждаются в жалости. Они не моя паства, не мои подопечные. Полагаю, что обитатели нашего общежития видят во мне некоего отца-благодетеля. А скорее всего, они смотрят на меня, как дети на взрослого. Но в основном наши отношения — на равных. Настроение в приюте чаще всего приподнятое, люди за общей трапезой улыбаются, смеются."

Взгляд Молдована на службу среди психов тем не менее не лишён романтики. Он рассматривает её, как пребывание в обществе некоего экзотического племени, что-то вроде высадки на остров, где когда-то жил Миклуха-Маклай. "Члены этого "племени", — говорит Вадим, — не осмысляют себя, но для меня их общество — источник экзотики, забавных ритуалов. В их поведении я вижу много доброты, жертвенности, неординарного мышления." Сейчас наш "Миклуха-Маклай", как я уже упоминал выше, собирает материалы для докторской диссертации. В частности, ему предстоит рассмотреть проблему, с которой мы начали нашу беседу: следует ли готовить сумасшедших к нормальной жизни за пределами специальных учреждений. По этому вопросу у моего собеседника есть свой собственный, весьма оригинальный, хотя и не получивший пока всеобщего признания ответ. "Если проявите терпение, — предложил Вадим, — я вкратце расскажу о том, как за минувшие два столетия меняли своё отношение к безумцам христианские государства Европы и Америки. Без этого отступления нельзя понять, что происходит в нашем мире сегодня.” Я согласился и вот что узнал в тот вечер.

До конца XVIII столетия в странах Европы, да и в Америке, к душевнобольным относились так же, как к преступникам и бродягам. Их заключали в тюрьмы и так называемые "дома для нищих”, где заковывали в цепи. В Англии прославился один из таких наиболее жестоких домов — Бедлам. Так же, как сегодня мы ходим в зоопарк, британцы XVIII века для развлечения ездили в Бедлам посмотреть на тамошних безумцев. В начале XIX века, однако, общественное мнение по отношению к сумасшедшим несколько смягчилось. Религиозно-христианское общество квакеров призвало соотечественников проявлять к психам больше сострадания. Возникла даже теория, утверждавшая, что с помощью доброты эту категорию больных можно излечить полностью. Идею эту подхватили и французы. Одна из общественных акций времён Французской революции выразилась в массовом выпуске психов из больниц-тюрем. Сохранилась картина тех лет, изображающая французского врача Пинеля, широким жестом распахивающего двери психбольницы. На полотне благодарные пациенты рвут свои цепи и, счастливо улыбаясь, устремляются на улицы Парижа.

Добравшись в начале XIX века до Соединённых Штатов, квакеры реализовали здесь свои мечтания, за которые их преследовали на родине. По их рекомендации власти стали строить загородные дома, где обитатели-психи находили для себя спокойную, доброжелательную атмосферу. Они работали на огороде, занимались искусством. Психиатрия в те годы пребывала ещё в зачаточном состоянии, так что "лечили" психов лишь добрым отношением и покоем. Тем не менее, если верить статистике тех лет, многие обитатели загородных поместий полностью излечивались. Строили эти домики администраторы штатов на деньги, полученные от продажи земель, завоёванных у индейцев.