«Мы — там и здесь» [Разговоры с российскими эмигрантами в Америке] - [32]

Многолетние наблюдения над поведением душевнобольных привели Вадима к совсем другим выводам. Да, он и его сотрудники делают всё возможное, чтобы вернуть своим "клиентам-пациентам" возможность выйти на волю, жить независимо, самостоятельно. Но обучаемые не только не спешат освободиться, но всячески сопротивляются уходу из психушек и даже из его тихой и спокойной вроде бы "богадельни". Они не хотят, боятся жизни, где каждую минуту нужно самому решать, как, кому и что сказать, что делать, куда идти. Мир свободы-ответсвенности вызывает у вчерашних обитателей психушек стрессы, срывы и даже желание убить себя. Их снова и снова отправляют туда, откуда лишь недавно выписали. Возникает этакий механизм "вращающихся дверей". Некоторые пациенты умудряются за год десятки раз пройти эти "двери" туда и обратно. По существу, сегодняшняя политика взаимоотношений общества с сумасшедшими упёрлась в тупик. Тем не менее, Вадим Молдован не теряет надежды найти разрешение этой проблемы.

Он уловил одну важную закономерность в поведении больных: они вполне удовлетворительно чувствуют себя в обществе себе подобных. Более того, эти люди, оказавшись вместе, как бы создают собственную культуру, обстановку, в которой почти нет драк, вспышек злобы. Между ними складываются некие ритуалы: многочасовое сидение за кофе, постоянное курение с использованием определённых марок сигарет. Есть в этом единении и свои ценности. Будучи по существу нищими, люди эти, находясь вместе, готовы всё отдать ближнему. В их комнатах редки кражи. Есть и у исповедывающих этого рода культуру и общие мифы: например, им кажется, что органы власти, полиция склонны преследовать их. Но главное, что обнаружил Вадим Молдован в психокультуре, это то, что безумцы не желают идти на компромисс с окружающим их обществом. Подсознательно они предпочитают общество себе подобных. А это то и дело приводит их в психушку. Наблюдения Вадима подсказывают: если мы хотим увидеть нашего больного в наиболее устойчивом и удовлетворённом состоянии, надо оставить его в мире ему подобных. Тот общий дом, которым командует сегодня Молдован, очевидно, самая рациональная модель для них. "Я не обсуждал свои взгляды с врачами-психиатрами, — говорит Вадим, — скорее всего их суждения будут отличаться от моих, но психологи чаще всего со мной соглашаются. Если идея моя получит поддержку общественности, то для больных такого рода будут создаваться центры подобные нашей "богадельне". Очень возможно, что в таких центрах можно будет организовать какие-то простейшие производства и тем удешевить содержание пациентов." Но в одном мой собеседник не сомневается: существование больного в обстановке милой ему коллективной культуры окажется благодетельным и для него и для общества в целом.

…Я не специалист в делах психологии и психиатрии, так что ни опровергать, ни пропагандировать взгляды моего собеседника не берусь. Знаю лишь, что Вадим искренне увлечён своими исследованиями и надеется, что открытие психокультуры, особой сферы мышления и поведения больных, послужит к лучшему пониманию душевнобольных во всём мире. Хочется надеяться, что рассказанная нами выше двухсотлетняя история действительно подходит к своему концу. Дай-то Бог!…

6. Наполнить жизнь

Чем старше становлюсь, тем чаще задумываюсь о будущем. Нет, не о том, сколько прожил и сколько осталось. Это дело Божие. Думаю я о том, как я сам и мои ближние заполнят жизнь свою в старости, в настоящей старости, под восемьдесят. Ну, конечно, можно читать книги, слушать музыку, сидеть перед экраном телевизора. Возможно, останутся и добрые знакомые-собеседники. Но для того, кто весь свой век был занят — учил детей в школе, конструировал станки, носил армейские погоны или играл на сцене — появление избыточного (а точнее пустого) времени — тяжёлое испытание. В иммиграции ситуация эта оказалась ещё более мучительной. Врач-киевлянин, лет семидесяти, с которым я попытался говорить об этом, ответил, что вопрос о наполнении жизни в старческом возрасте — задача, не имеющая решения. Тоска, безнадёжность, и жаловаться некому… Кстати, медикам доподлинно известно: ненаполненная деловой активностью жизнь обрывается, как правило, скорее.

Пожилые женщины наши смотрят на ту же проблему несколько спокойнее: они уверены, что до последнего вздоха будут нужны своим детям, внукам и правнукам. Растить потомство — чем не занятие? Только бы сил хватало. Но, опросив полсотни дедушек и бабушек, я услыхал от большинства, что, конечно, детям и внукам они нужны, но только до тех пор, пока есть силы хозяйствовать. После этого интерес младших к старшим резко падает. Не будем искать виноватых. Подумаем лучше, реально ли вообще в пожилом возрасте, в чужой стране заполнить время чем-то действительно интересным, важным, волнующим?

Впервые подтверждение такой возможности я получил несколько лет назад. Пожилой житель Фар Рокавей Лев Зильберт в подробном письме рассказал о своём увлечении. Участник войны, он захвачен собиранием значков, жетонов и медалей, посвященных победе российского оружия над оружием германским. Свои поиски он продолжает в иммиграции. Зильберт уже собрал коллекцию из 3000 экспонатов. Он ищет земляков, которым мог бы показывать свои ценности, обмениваться, с которыми можно бы было вспоминать переживания времён войны. Помнится, после того, как я рассказал о Зильберте и его коллекции на страницах газеты, откликнулось несколько нашим иммигрантов, также захваченных собирательством, которое заполняет их время и даёт чувство единения с бывшими товарищами по оружию.