Мы ничего им не должны! - [14]

По всему выходит, что ни военному министру российской империи Барклаю де-Толли, ни царю тем более он – Сашка "за так" ничего не должен. Ничем он с ними не связан, а значит штабс-капитан Денисов прав, спокойно можно требовать и ставить условия взамен своих услуг, "баш на баш" господа-товарищи и только так. Немного успокоившись и придя к такому простому заключению Александр поспешил вернутся обратнов избу.

– Ну и что надумал? – сразу же с порога остановил его вопросом, прибывший с генералом молодой офицер. Было такое впечатление, что раньше Сашка его мельком видел, может быть даже не лично, а на портрете или гравюре в книге, но никак он не мог вспомнить где.

– Я согласен, ваш Бонапарт пойдет за тех двух моих. Плюс довесок – те условия, что мы обговорили ранее. – спокойно ответил ему Александр, решение принято и назад пути теперь нет.

– Хорошо! – согласился с ним военный министр, генерал доволен, вышло примерно так, как он и предполагал, – Только смотри братец уж постарайся, за царем служба не пропадает.

– Да я уж заметил… – с некоторй иронией произнес Сашка, но вовремя спохватился, – Разрешите идти и готовится к поездке ваше высокопревосходительство?

– Да пожалуй. А нет постой унтер, забыл тебе представить твоего нового начальника – капитан Фигнер, Александр Самойлович. Прошу любить и не жаловать. Вместе вам предстоит потрудится бо благо царя и отечества.

Сашке и фамилия "отца-командира" показалось знакомой, что-то такое связанное с партизанами 1812 года, надо будет в бункере посмотреть в книгах, личность похоже известная. Вот только, что тогда натворил этот внешне смахивающий на кота офицер в ходе Отечественной войны – бог знает, память уроженцу века двадцатого никак помочь не пожелала.

– Обманут тебя Лександр! Нутром чую обведут господа. Оне на таки дела мастера! – сразу заявил ему Григорий когда узнал о сделке, даже не вникая досконально в объяснения друга. Настолько была в народе сильна вера в "суд неправедный", недаром конокрадов и воров старались по возможности карать сами, не прибегая к помощи юстиции.

– Гришь, генерал вроде нормальный, слово дал! – попытался возразить Сашка, по крайней мере он о Барклае ничего дурного ранее не слышал.

– Так и его обманут, и царя тако же обманут! Кабы тебе ентого разбойника головой на руки выдали на правеж, как в стары времена бывало? – приятель справедливо усомнился в гарантиях, данных генералом и напомнил, – Судейские у его, графа поди прикормлены, коли такой борзый. Почитай всю деревню посек и поял и ободрал до исподнего, не кажинный барин эдак с нашенским народом сдюжит. И ить не боится сукин сын, ни бога, ни красного петуха, ни вил хрестьянских.

– Ладно Гриша, два-три года я потерплю, а если решат играть со мной нечестно, тогда посмотрим…

В этот день он впервые столкнулся с Александром Самойловичем Фигнером – еще один тезка, много их у Сашки, судьба такая. Эта встреча многое изменила в его жизни, а как потом оказалось и в России и на удивление – и во всем остальном тогдашнем "цивилизованном мире". Пожалуй стоит об этом человеке рассказать немного подробнее и дать историческую справку, дальше он будет играть едва ли не главную роль. Ярким метеором промелькнул этот "сумасшедший подполковник" на небосводе российской истории, сгорел настолько быстро, что даже приличного портрета после него не осталось и о внешности этой персоны теперь судить трудно. Его деяния у нас как-то предпочли забыть, а ведь он оказал существенное влияние на ход войны 1812 года, своевременно доставив в ставку Кутузова информацию обо отходе Наполеона из Москвы, что позволило разрушить планы врага по отступлению южным маршрутом. Немало поработал тезка Сашки и по разрушению логистики и инфраструктуры Великой Армии, к примеру выдержка о действиях капитана Фигнера: "В сем последнем месте неприятель, в числе 300 человек, прикрывал большие заготовления провианта в зерне и три тысячи четвертей муки, смолотой тамошнею мельницею. Капитан Фигнер все сие вместе с мельницею предал огню, равно как и множество ржи и фуража в окрестных деревнях, куда фуражиры из неприятельской армии, невзирая на голод, в оной свирепствующий, допускаемы не были."

Однако прославился сын заведующего императорскими стекольными заводами не только как партизан, лихих в те годы было много, а вот Фигнер был один. Он единственный, по личной инициативе, пытался совершить покушение на Бонапарта, проникнув с этой целью в захваченную французами Москву, но не сумел близко подобраться к вражескому главнокомандующему, времени не хватило. Если остальные офицеры-партизаны использовали крестьянское платье только для общения с народом, а в бой все же шли в мундирах, то Александру Самойловичу было все равно, расстреляют его или нет в случае пленения как шпиона, он действовал под любой удобной личиной, нередко вполне успешно подделываясь и "под француза". Человек был решительный, и по тем временам "отмороженный" до предела, окажись он в декабре 1825 на Сенатской история пошла бы по другому пути, у ЭТОГО рука выстрелить в царя бы не дрогнула, как у Каховского.

В 1810 Александр Фигнер, будучи еще в небольших чинах поручика намеревался принять участие в компании против Турции, ранее ему уже довелось повоевать, в 1805 году он был назначен в войска англо-русской экспедиции в Средиземном море. Попав при этом случае в Италию, Фигнер в совершенстве выучил итальянский язык, он вообще был полиглотом и мог легко при случае сойти хоть за немца, хоть за итальянца, хоть за француза – принадлежал к тому типу людей, который везде был за своего. Но под Рущук тезка унтер-офицера не попал, его перехватил по дороге генерал от инфантерии Барклай-де-Толи, уже давно искавший подходящего исполнителя для спецоперации по устранению главной угрозы существованию российской империи – Наполеона Бонапарта. Замысел совершить покушение на императора Франции уже окончательно созрел в головах ряда российских генералов и получил высочайшее одобрение, все равно Александр первый и Наполеон первый договориться не могли в принципе, сколько бы не встречались после Тильзита… и это было ясно всем. Война 1812 года представлялась российским военачальникам уже вполне реальной, а вот хороших шансов для России не видели, разорение собственной страны в ходе глубокого стратегического отступления – не самый лучший выход, но и он не гарантировал в конечном итоге победы, так как генеральное сражение рано или поздно все равно пришлось бы дать. Наполеон мог ведь направиться и к Петербургу, с захватом врагом столицы война неминуемо будет проиграна, и тогда уже само дальнейшее существование российской империи ставилось под вопросом.