Мы не волшебники, а только учимся - [60]

— О чем ты думаешь? — шепнул Андрей ей на ухо. — У тебя такой серьезный вид.

— Устала от официальной части, — улыбнулась Маринка.

— Значит, во время перерыва сбежим. Надеюсь, на нас никто не обидится.

Но сбежать оказалось не так-то просто. В величественном фойе, где столы ломились от закусок, Андрей разглядел за батареей винных бутылок Никиту. Рядом маячила Соня, которая при виде Маринки расцвела, словно роза поутру. Она вцепилась в Маринкину руку и принялась вываливать на ее голову последние новости о подготовке к свадьбе.

— Ты с Андреем придешь? — внезапно спросила она, хитро подмигнув Маринке. — Ох, ты и не представляешь, как я за тебя рада. Он замечательный.

В другое время Маринка с удовольствием расспросила бы Соню о замечательном Андрее, но сейчас ее интересовала только близкая и недоступная дверь. Она с тоской поглядывала на входящих и вдруг увидела… Антонио и Галку, красивых, нарядных, с горящими глазами и сияющими улыбками. Трагедия заключалась в том, что Соня заметила их одновременно с Маринкой и с истинно женской проницательностью разглядела в Галке госпожу Кристиану.

— Мамочки, — пролепетала она, прижав ладошку к губам. — Это же она.

Маринка не успела и рта раскрыть, как Соня завизжала и бросилась к Никите:

— Смотри, смотри скорей! Это же она, гадалка! Она пришла, посмотри, Никита!

Маринка с радостью придушила бы Соню, но была вынуждена мило улыбаться и делать вид, что ничего страшного не происходит. А страшное как раз происходило. Появление госпожи Кристианы в легкомысленном платьишке не произвело особого впечатления на Никиту и Андрея, а вот ее спутник, неотразимый Антонио, их, безусловно, насторожил.

— Марин, а что Антон делает рядом с гадалкой? — спросил Андрей.

— Не знаю. Может, они встречаются.

Но как бы Маринка ни махала густыми ресницами, убедить Андрея в том, что все в порядке, она не смогла.

— Что-то здесь нечисто, — покачал он головой. — Может, расскажешь?

Спасла Маринку от неминуемого разоблачения Оля Коврижко. Она подлетела к ним как раз в тот момент, когда Маринка больше всего нуждалась в помощи, и отозвала ее в сторону:

— Мариночка, у меня к вам личная просьба. Вы не могли бы после того, как Родион Анатольевич закончит говорить, выйти на сцену и подарить ему цветы?

— Цветы?

— Да. Как поздравление от избирателей, понимаете? Мне только сейчас эта идея в голову пришла, — призналась Оля. — Водитель уже побежал за букетом. Нужна молодая и красивая девочка вроде вас.

Маринка была готова расцеловать Олю в обе щеки. Объяснение с Андреем откладывалось.

Через пять минут Маринка заняла место за импровизированными кулисами рядом с Олей. Букет из лилий, роз и зеленой травки оттягивал руки и дурманил голову. Речь мэра доносилась обрывками, и Маринка не представляла себе, как она определит время своего появления.

— Идите, — прошептала Оля и ткнула Маринку в спину.

Освещение сцены ослепило ее, но Маринка стиснула букет и твердо пошла вперед. Возбужденное лицо Кошмарикова с крупными каплями пота на лбу выплыло из тумана. Оно было единственным реальным объектом в окружающем Маринку мире, потому что ни зрителей в зале, ни самого зала она не видела. Вокруг был густой обволакивающий туман, сквозь который прорывались отдельные звуки: слова Родиона, аплодисменты, щелканье фотоаппаратов, выкрики. Как во сне, Маринка протянула мэру букет, пробормотала что-то вроде «поздравляю» и уже собралась идти обратно, но Кошмариков остановил ее, повернулся к микрофону, энергично заговорил…

О чем, Маринка имела самое отдаленное представление. То ли о горечанской молодежи, то ли о планах на ближайший год, то ли о фуршете в фойе. Она уловила только последнее:

— …Наш замечательный Горечанск! — и увидела, как Родион с силой ударил кулаком по кафедре.

Это было похоже на замедленную съемку. Кулак, крепкий, белый, взметнулся над поверхностью и с грохотом опустился вниз, разрывая туман. Доска прогнулась от удара. Маринка скорее почувствовала, чем услышала или увидела, как гнилой пол просел под тяжелой кафедрой, как затрещали переборки и доски, как посыпалась вековая пыль со стен. Она вдруг ощутила огромную пустоту внизу, древнюю и торжественную, которая ждала ее, распахнув объятия, и рухнула в царство пыльной трухлявой древесины.

Падение было стремительным и неинтересным. Насладиться ощущением свободного полета Маринка не успела, как не успела испугаться. Все закончилось слишком быстро. Вот она стоит на сцене и вручает благоухающий букет Кошмарикову, вот лежит на куче тряпья в кромешной темноте, а высоко над головой пробивается сквозь дыру жалкий электрический свет.

У Маринкиных ног кто-то зашевелился, и она вспомнила о Родионе. Тут же проснулся страх: а что, если его приземление было не столь легким?

— Родион Анатольевич, вы как? — тихо позвала она и сползла с края своего импровизированного ложа.

Кошмариков привалился к груде тряпья, голова его свесилась на грудь.

— Родион Анатольевич, — снова позвала Маринка и дотронулась до его плеча.

Легкого прикосновения хватило, чтобы привести пострадавшего в чувство.

— Что? — встрепенулся он. — Что случилось? Где мы?